Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. «Посмотрим, к чему все это приведет». Беларуса заставляют подписаться за Лукашенко, а он отказывается, несмотря на угрозы
  2. Растет не только доллар: каких курсов ждать до конца ноября. Прогноз по валютам
  3. В Минске огласили приговор основателю медцентра «Новое зрение» Олегу Ковригину. Его судили заочно
  4. В торговле Беларуси с Польшей нашелся аномальный рост по некоторым позициям — словно «хапун» перед закрывающимся железным занавесом
  5. «Огромная стена воды поднялась из-за горизонта». 20 лет назад случилось самое страшное цунами в истории — погибла почти четверть миллиона
  6. По «тунеядству» вводят очередное изменение
  7. В Вильнюсе во двор дома упал и загорелся грузовой самолет DHL — начался пожар, есть жертвы
  8. В 2025 году появится еще одно новшество по пенсиям
  9. Эксперты привели доказательства того, что война в Украине не зашла в тупик, и рассказали, для чего армии РФ Днепропетровская область
  10. «Спорные территории», «пророссийское государственное образование» и «новые регионы РФ». Как Россия хочет поделить Украину


Александр и Константин — бывшие политзаключенные. Один осужден за протесты «первой волны» по громкому делу о разрисованных на поле тюках. Второй из тех, кто оказался в руках силовиков позже, когда суды над инакомыслящими были поставлены на поток и уже не привлекали столько внимания. Оба после освобождения вынужденно покинули Беларусь. Оба признаются, что выжить дома, во время заключения и после выхода на свободу, и в эмиграции, когда пришлось строить жизнь с нуля, помогла солидарность и поддержка родных, друзей и совершенно посторонних людей.

«Идешь покупаешь что-то человеку в магазине, некоторым помогал, чтобы банально сюда доехать могли»

Александр Бобко с изображением тюков, которые разрисовывал. Фото: Правозащитный центр "Вясна"
Александр Бобко с изображением тюков, которые разрисовывал. Фото: Правозащитный центр «Вясна»

Александр Бобко был в группе людей, которая разрисовала на полях тюки с сенажом. В 2021-м дело было громким, а имена его фигурантов — на слуху. Всего по этому делу задержали и осудили семерых. В неволе мужчине пришлось пробыть чуть меньше года, на свободу он вышел в мае 2022-го.

— И знакомые, и незнакомые люди приходили, благодарили, что мы не трусы, — вспоминает он то время. — Как-то ехал на электричке в Минск — мужчины заулыбались, пожали руку. Было приятно. Часто кто-то подходил, я даже не знал, что это за люди. Помню, когда в СИЗО новые хлопцы заходили в камеру, рассказывали о воле: «Хоть многие и боятся говорить открыто о политике, видно по взглядам, кто есть кто». Когда сам вышел, в транспорте, на улице это замечал по глазам — люди переживают за нас, политзаключенных.

Дома Александр пробыл 4,5 месяца. Говорит: был уверен, что силовики, если понадобится, найдут на него что-то еще. А «заехать» на еще один срок мужчина не хотел, потому решил уезжать. Подтверждение опасениям увидел на границе — люди в погонах долго изучали его документы. Говорит, тогда мысленно решил убегать, «даже если будут стрелять, — бежать из Беларуси, а дальше что будет, то будет».

— Дома я никому не говорил, что уезжаю. В стране, куда ехал, об этом знали несколько человек — вот от них «первую помощь» и получал, — рассказывает он о начале жизни в эмиграции. — Сюда до этого приехали две мои «подельницы», искали жилье, мы были на связи и сняли так на троих частный дом. Живем все вместе — они со своими семьями, детьми, я один. Помогаем друг другу. Когда приезжают другие беларусы, помогаем им — зовем к себе, иногда просто на шашлыки собираемся.

С поиском работы, продолжает Александр, тоже помогали «подельницы» по уголовному делу. Устроился он к беларусу на хорошую зарплату, но все же долго работать не смог.

— Очень ему благодарен, но спустя время ушел — честно ему сказал: «Я очень люблю работать с деревом, и отец мой, деды были плотниками. А сюда хожу как на каторгу». Через еще одного нашего нашел частную фирму в сфере деревообработки. Сейчас работаю в новом месте — зарекомендовал себя, иногда замещаю прораба, когда он в отпуск идет, и просто кайфую от этой работы!

Александр стал частью местной диаспоры. Теперь старается платить той же монетой — отзывается на просьбы о помощи беларусам, как когда-то другие откликнулись и поддержали его.

— Я сам в Беларуси задержался, чтобы еще паспорт заменить, немного заработать, чтобы ехать не пустым. Но многие наши едут, и у них ничего, вообще ничего нет, в карманах пусто. Я с такими сталкивался — идешь покупаешь что-то человеку в магазине, некоторым помогал, чтобы банально сюда доехать могли. Я же понимаю, что сам мог оказаться в такой ситуации. И считаю, что без разницы, чем помочь. Можно кусок мыла, зубную пасту, носки, даже трусы, что угодно принести — это все денег стоит.

«Очень не хочу, чтобы беларусы сдавались»

Александр Бобко на акции беларусской диаспоры за рубежом. Фото: Радыё Свабода
Александр Бобко на акции беларусской диаспоры за рубежом. Фото: Радыё Свабода

При этом собеседник отмечает, что многим, кто прошел тюрьмы и бежит из страны, необходима и моральная опора, психологическая помощь. Хотя признается, что сам долгое время отказывался.

— У нас почти у каждого этот ПТСР, хотя может казаться, что его нет. Когда-то давно мне еще сестра говорила попробовать работать с психологом — я отмахивался: «Я что — псих, чтобы к психологам да психиатрам ходить?!» Не думал, что так можно, но теперь и сам советую другим мужчинам, женщинам, объясняю, что можно менять специалистов. Сам с психологом работаю по сей день. Вот на той неделе сложилась какая-то такая ситуация — и в Беларуси проблемы, и тут… Было очень тяжело, тревожно, накрыло меня полностью. Я ночевал на работе и, признаюсь, хотел себе резать вены. Но психолог меня остановил, и я благодарен ему за это.

Александр говорит, что не менее важны поддержка и простое общение.

— Скажу по себе, что можно даже просто «напрашиваться» на разговор к тем, кто вышел из колонии, с «суток». Просто сказать: «Давай поговорим, я хочу твой голос услышать. Как твой день прошел, чем ты занимался?» Человеку легче станет. Если у него не получается с той же работой, никуда не берут — скажите: «Не волнуйся, найдешь что-то со временем». Может, посоветовать, к кому обратиться. Иногда пойти даже подсобным рабочим каким — и то уже какие-то деньги. Если получается, продуктами, деньгами поддержите. Я сам стараюсь так помогать. Мне без разницы, кому руку протянуть, — хоть бывший политзаключенный, хоть просто от преследования бежал. И беларусы тут не отказывают, и местные входят в положение.

Мужчина говорит, что большинству экс-политзаключенных после выхода на волю нужно восстанавливать здоровье, и с этим выехавшим тоже часто помогают диаспоры, а дома в Беларуси — семья и близкое окружение.

— Нужно проходить обследования, потому что мы сами не знаем, в каком состоянии организм вообще. Я прошел через «пресс-хату», там били по прооперированному колену, сидеть разрешали только на лавке или бетоне, а до этого одежду с меня сняли. Вы ж понимаете, что даже в штанах там холодно сидеть… Ночью спали на железе, при свете. Все это сказывается — у всех садится зрение, появляются проблемы с зубами. Мне вот сейчас надо оперировать суставы и связки на обоих коленях — после тюрьмы они трещат. Но люди отзываются. Могу сказать, что после тюрьмы с медобследованием, лечением мне помогли на 100%.

Александр Бобко говорит, что большинство людей в стране за прошедшие годы не стали любить власть и продолжают, хоть и не публично, поддерживать тех, кто от ее действий и преследования пострадал. При этом с сожалением замечает, что в диаспорах снижается интерес к акциям солидарности.

— Надо что-то для Беларуси делать, показывать, что мы не сдались и не сломались. И я надеюсь, что те, кто сидит сейчас, хоть им все тяжелее и тяжелее, все равно знают, что мы их поддерживаем. Душа болит за каждого, — говорит мужчина.

 — Очень не хочу, чтобы беларусы сдавались или боялись режима, — хватит. Уже набоялись в 2020-м и раньше, — добавляет он.

«Когда о политике тема заходит, понятно, что они тех же взглядов, но вера, что что-то изменится в ближайшее время, — пропадает»

Исправительная колония № 3, Витебск. Фото: Белсат
Исправительная колония №3, Витебск. Фото: «Белсат»

Константин (имя собеседника изменено в целях безопасности) активно высказывал свою позицию и протестовал, был на виду у силовиков с 2020-го, но в колонию попал после начала войны в Украине. В заключении провел два года. Говорит, что отсутствия поддержки с воли не ощущал.

— Постоянно передавали приветы, через семью присылали фотографии. Мама по телефону рассказывала, что друзья приезжают, поддерживают — что адвокатов оплатили, почти все посылки в СИЗО собирали тоже они. Иногда говорила: «Вот эти витамины тебе этот друг купил, спортивный костюм — тот».

Константин оказался за решеткой позже «первой волны». К тому времени «на зоне» прочно закрепился запрет на письма от посторонних людей.

— Письма от чужих людей туда не поступают вообще — только от близких родственников, записанных в личное дело. С посылками то же самое. За все время мне не передали ни одного такого письма. Но все равно я вижу смысл людям с воли писать и дальше — это и помогает им чувствовать свое участие во всем этом, и заставляет сомневаться тех же цензоров в колониях, которые это читают, фильтруют и выбрасывают.

В СИЗО, говорит, с этим было чуть проще — иногда доходили письма от двоюродной сестры, от коллеги и друзей.

— Но это мизерная часть, от мамы я знал, что мне пишет много людей. Я написал заявление на начальника СИЗО, он приходил на разговор и прямо сказал: «Вы же понимаете, что находитесь здесь в изоляции, в том числе и информационной».

По словам Константина, в колонии политзаключенным тоже стараются показать, что о них все забыли и солидарности нет, особенно первое время после прибытия. Бывает, когда таких новичков переводят из карантина в отряд, сотрудники «просят» остальных с ними не общаться, иначе будут проблемы.

— Я это называл «программой экстремиста». Задумано так, что человек сначала на карантине в изоляции, еще там почти обязательно он побывает в ШИЗО, а дальше, говорят, в отряде должно быть легче. Тут он приходит в отряд — и с ним никто не разговаривает. Со мной вот чай нельзя было пить. За это, например, человеку не пропускали посылку: «Ну, ты ж с таким-то общаешься — что ты еще хочешь?!» Когда через это прошел сам, старался новичкам быстро объяснить: «Меня так и так зовут, сейчас с тобой люди могут не общаться, потому что им угрожают. Потом все наладится».

Говорит, волной солидарности просто накрыло в день освобождения. Друзья приехали встречать из колонии на нескольких машинах. А вечером в гости пришли даже те, у кого родственники работают в «органах» и, как считал Константин, могут от него отвернуться. Вообще первое время друзья очень поддерживали и морально, и финансово, добавляет он.

— Еще яркий момент был, когда пошел в поликлинику, врачом оказалась моя соседка, но не узнала меня, потому что сильно похудел. Говорю на приеме: «Хотел бы сдать анализы, недавно из мест лишения свободы вышел…» Она смотрит: «Ой, вы же наш сосед! Я так рада, мы так ждали вас!» Побежала все сама поузнавала: «Давайте и этот анализ вам назначим, и этот, этот сделаю». Было очень приятно.

И все же, отмечает экс-политзаключенный, атмосфера в обществе внутри страны, по сравнению с 2020-м, изменилась.

— Даже по своим друзьям, которые со мной были активны в 2020-м, вижу какую-то безысходность, полудепрессию. Заметил, что многие набрали вес — что девчонки, что парни, — наверняка не от хорошей жизни. Чувствуется подавленность. Когда о политике тема заходит, понятно, что они тех же взглядов, но вера, что что-то изменится в ближайшее время, пропадает, — говорит собеседник. — Я и предполагал, что на фоне запугивания в обществе могут начать бояться, а кто-то даже и разочаруется во всем. Но так бывает, ничего страшного. Единственное, что меня сильно расстроило, — на предприятии, где я работал (а оно у нас было очень протестным), многие, кто был против Лукашенко, стали за Путина. Ребята, с которыми я общался, говорили, что таких чуть ли не большинство, но в такое я даже верить не хочу.

«Эти люди стали для меня друзьями»

Снимок носит иллюстративный характер. Фото: TUT.BY
Снимок носит иллюстративный характер. Фото: TUT.BY

Константин уехал из страны в феврале 2024-го, не дожидаясь визы. Говорит, почувствовал повышенный интерес со стороны милиции и понял, что высок риск снова попасть за решетку.

— Когда собирался, зашел в местный протестный чат, перелистал кучу сообщений и узнал никнейм человека, с которым когда-то общались по протестной тематике. Написал, напомнил о себе — тот отвечает: «О, к*рва, ты ли это?!» (смеется) Вот к нему я и поехал. Он и другие ребята помогали с жильем, пока я искал себе комнату, эти люди стали для меня друзьями, — вспоминает он, как обосновывался на новом месте с нуля. —  В местной диаспоре меня приняли, позвали беларусов на встречу — мы со всеми общались, наверное, часа три. Тут люди мне собрали какую-то сумму — это помогло в первое время, потому что из-за большого наплыва украинских беженцев сильно поднялись цены на жилье. Моя комната на 9 «квадратов», чтобы вы понимали, стоит около 350 долларов. Еще одна из беларусских инициатив помогала и помогает до сих пор мне по здоровью — медикаменты, витамины, сейчас вот зубы лечу.

В новой стране Константин подался на международную защиту и уже около четырех месяцев ждет результатов рассмотрения дела. Работать по правилам он не имеет права и говорит, что для него это единственная на данный момент существенная сложность в эмиграции. В остальном все налаживается.

— Люди, с которыми я тут общался первое время, помогли выйти на BYSOL — там мне собрали сумму, которая позволяет даже оставшиеся до получения разрешения на работу месяцы жить более-менее комфортно. Для себя я определил, что, как только встану на ноги, буду помогать донатами таким же, как я сам.

Пока же, рассказывает Константин, он консультирует новичков, как оформлять в местных органах власти документы, поддерживает политэмигрантов морально. А еще познакомился с девушкой, которая так же, как и он, вынуждена была уехать из-за преследований.

— У нас завязались отношения — безмерно этому рад. Хочется, конечно, уже работать и иметь финансовый фундамент, потому что тревожность в этом плане есть, хоть я и на позитиве всегда. Но стараюсь что-то делать, пробовал пока подрабатывать. Как-то в аренду взял велосипед на неделю, зарегистрировал в доставке аккаунт на своего друга, но приложение оказалось непопулярным — и в итоге я даже аренду велосипеда не смог отбить (смеется). Но ничего!

Константин шутит, что надеется на скорый «подарок» в виде ВНЖ, потому что планов на будущее у него много. Мужчина дальше строит свою жизнь и отмечает, что для тех, кто прошел через политические задержания и сроки, важно в первую очередь чувствовать, что они не одни, и сохранять веру в лучшее.

— Я, помню, другу домой как-то написал: «Слушай, я в Беларуси уголовник, а здесь вроде как герой» (смеется). Было такое ощущение, потому что поддержка просто дикая. Но, я думаю, для тех, кто вышел из тюрем, важно в принципе получать моральную поддержку. Если «политический» на свободе и никто на него не обращает внимания, может сложиться ощущение, как в зоне, — что о тебе никто не вспоминает, не поддерживает. Если хочется сказать пару добрых слов, думаю, это стоит сделать — любой будет рад их услышать, понять, что он не один и поступил правильно, что когда-то высказался.

 

Пройти через беларусскую судебную систему и остаться собой — непростая задача. А когда худшее закончилось, бывшие политзаключенные вынуждены заново строить жизнь в новой стране. Это тоже сложное дело, которое требует времени и ресурсов. Множеству таких беларусов уже удалось закрыть сборы благодаря людям, неравнодушным к их историям. Мы благодарим каждого, кто не остается в стороне!

Однако «Зеркалу» тоже нужна ваша помощь. Финансовая поддержка читателей позволит нам создавать такие материалы, как этот, и помогать другим людям, которым это необходимо.

 

Поддержите редакцию

Станьте патроном «Зеркала» — журналистского проекта, которому вы помогаете оставаться профессиональным и независимым. Пожертвовать любую сумму можно быстро и безопасно через сервис Donorbox.



Всё о безопасности и ответы на другие вопросы вы можете узнать по ссылке.