Мужчины в Беларуси в среднем на 10,4 года живут меньше, чем женщины. Такого большого разрыва между разными полами, по данным ООН, нет практически нигде. Мы уже рассказывали, в чем могут быть причины такой ситуации. Также «Зеркало» расспросило и самих белорусов, а точнее — детей мужчин-пенсионеров о состоянии здоровья их отцов, а также доступности медобслуживания и лечения. Публикуем их рассказы.
Имена собеседников изменены в целях безопасности.
«Я жду смерти, зачем мне это? А потом навыписывают кучу всего, у меня пенсии не хватает, чтобы все покупать»
Михаил недавно отпраздновал 70-летие. Правда, к этому возрасту здоровье мужчину уже подводит, рассказывает дочь Татьяна. Хотя отец, по ее словам, всегда по жизни был активным, непьющим и некурящим, периодически обследовался.
— В молодости папа проверялся. Не при первых симптомах, конечно, а когда уже болит, но обращался к врачам. Спорт всегда был в его жизни, в молодости он борьбой занимался, в футбол играл. И много работал — 35 лет трудился на НПЗ, — говорит Татьяна. — Начинал карьеру, конечно, с физической работы, а последние лет десять уже следил за автоматикой. Вот, может, работа и дала о себе знать. Сейчас у папы сильный тремор рук. Он с трудом выполняет все действия по дому, хотя не признает этого. Ему тяжело налить что-то, писать, шнурки завязать. Стали слабее ноги — когда идет, уже не поднимает их, а просто «шоргает», медленно двигается. В магазин еще ходит сам, но своей сестре говорил, что и это ему уже сложно. Зрение тоже плохое.
Последние несколько лет Михаил на пенсии. Здоровье у него стало ухудшаться после 60 — с уходом на пенсию и отъездом дочери и внука из страны: Татьяна с сыном сейчас живут в Мексике.
— Папа — трудоголик, всегда искал, чем заняться, на дачу ездил: ему надо не сидеть дома. Пока еще работал, держался, а пенсия, наверное, стала для него ударом, — рассуждает дочь. — Он не чувствует себя востребованным — всегда был нужен, а сейчас… И не может принять, что уже не он помогает, а ему нужна помощь. Ну и, мне кажется, наш с сыном отъезд тоже немножко подкосил здоровье родителей, а может и не немножко. Старшее поколение живет для детей и внуков. У них не было жизни для себя — «я попутешествую, чего-то добьюсь, что-то куплю себе». И, выходит, когда дети уезжают, сами они уходят с работы, их жизнь становится бессмысленной. Эта новая реальность их постепенно убивает.
Но какие именно заболевания у Михаила и какое лечение ему нужно, чтобы тремор проявлялся меньше, семья не знает: мужчина страдает и отказывается идти к врачу.
— Он не хочет, насмотрелся на отношение врачей к маме. Она после инсульта, восстановилась, ходит сама, но не рискует выходить из дома, потому что может упасть, — объясняет белоруска. — Врачи на дом неохотно идут, могут пообещать и забыть. Надо постоянно звонить, напоминать о себе, а так пенсионеры никому не нужны. Чужие люди не будут следить за ними, отслеживать, подошли ли им лекарства и как они на них действуют, — они выписывают и забывают. Вот маме нужно получить инвалидность, но она не может это сделать, потому что необходимо проходить кучу обследований в поликлинике, отсидеть в очередях, а у нее нет сил на это, ей тяжело. Вот и папа ничего не хочет проходить, записываться на те же анализы, МРТ, ждать — ему от одной мысли об этих походах плохо. Говорит: «Все, это просто старость, я жду смерти, зачем мне это? А потом навыписывают кучу всего, у меня пенсии не хватает, чтобы все покупать».
По словам дочери, отец всегда пользовался услугами государственной медицины, в частные клиники ходил только к стоматологам. Обследоваться там еще и у других специалистов, говорит она, родителям было не по карману еще и до пенсии.
— Они жили небогато, от зарплаты до зарплаты. Сейчас денег у детей папа никогда не попросит, даже не скажет, что ему что-то надо. А из-за моего отъезда еще и оплачивает коммуналку по 100%-му тарифу, потому что я прописана в квартире и считаюсь «тунеядцем», — объясняет Татьяна. — Какая выходит сумма, не рассказывает: «Нам на все хватает». При этом то же такси до поликлиники и назад — вроде бы копейки, а он говорит «дорого». 150 рублей на лекарство для мамы — тоже для него дорого, и так со всем. А раз «дорого», значит, от чего-то им приходится отказываться.
— Мы с братом могли бы и сами оплатить им все обследования, но родители считают, что результата не будет и это все «выброшенные на ветер деньги», — продолжает собеседница. — Хотя хорошие врачи и в обычной поликлинике есть, но их мало, и попасть на них — удача. Я и сама оперировалась в Гомеле, все было бесплатно, меня вел прекрасный доктор: две недели подбирал подходящий тип хирургии, долго общался со мной, радовался результатам. Но знаю и истории, когда люди много раз обращались за помощью и каждый раз это плохо заканчивалось. Потому что многие врачи просто отрабатывают свое время без заинтересованности в результате, карточку особо даже не откроют. Но, с другой стороны, они принимают очень большое количество людей, такой конвейер, вот и нет индивидуального подхода. Поэтому мои родители и не верят, что им что-то поможет, и записали себя к «умирающим».
Татьяна уехала из Беларуси из-за политики и уверена, что из-за нее же в стране нет доступной платной медицины, а в государственной — проблемы. Женщина считает, что во многом сказывается массовый отток медиков за границу и нагрузка на тех, кто остается работать в городах:
— Это звенья одной цепи. Невозможно поменять что-то одно — надо менять всю систему. Вот я после онкозаболевания, тут в Мексике пошла к терапевту — он даже спросил, есть ли у меня здесь русскоговорящие знакомые: «Ко мне приходит русская девушка — хотите, найду ее номер?» У нас врач разве говорил бы об этом? Беседа до этого бы никогда не дошла! А тут есть время на пациента.
Может, если бы врачам в Беларуси хватало времени сходить на вызов на дом, пообщаться с одинокими пациентами-пенсионерами, и у тех были бы интерес, доверие, желание жить. Иногда больному дедушке внимание помогает больше, чем таблетка и «у меня еще 10 вызовов, до свидания». Но из-за такой загруженности, конечно, они не могут. И я не стану их винить. Мы не вправе требовать от них многого — медики сами, к сожалению, перегружены. Сидят в поликлинике тысячи человек под дверьми, всем плохо, и времени много не уделишь. И что они там получают, отучившись по шесть лет? Может, если бы специалистов хватало, нагрузка на них была бы меньше, а энтузиазма на работу — больше. Но какие проблемы власти признавать, если у нее «все хорошо»?
В Беларусь Татьяна приехать не может и о проблемах со здоровьем у отца узнает от своих знакомых или родственников, которые по ее просьбе приходят навестить мужчину. Сам он дочери не жалуется, как и на другие проблемы.
— Я сбрасываю папе фотографии, когда мы где-то бываем, на концерты ходим, а он даже не хочет их смотреть: и не умеет в телефоне их открывать, и тяжело, потому что руки трясутся. Недавно удалил Telegram и даже не понял этого. А у мамы плохое зрение, и она даже не хочет эти фото смотреть: «Экранчик маленький — я ничего не увижу», — описывает ситуацию собеседница. — Многие в итоге даже помечены как непросмотренные — я очень расстраиваюсь… Но стараюсь поменьше об этом думать, потому что это просто вгонит в депрессию, буду постоянно плакать. Я считаю, лучше решать задачи, анализировать, что можешь сделать и чем помочь, поэтому держусь. Переживаю только, что родители очень скучают. Мне очень плохо оттого, что не могу им помочь. Если бы жила рядом, многое бы взяла на себя: приготовить еду, убрать в квартире, сходить в магазин. Я нанимала им сиделку. Папа сразу отказался — сказал, что ему ничего не надо. К маме женщина какое-то время приходила, помогала, но через несколько месяцев и та сказала, что ей «это не надо, дорого». А ко мне в Мексику они тоже не поедут.
— Я надеюсь, что следующее поколение будет здоровее, потому что поколение наших родителей очень тяжело физически работало, а все проблемы держало в себе. Психологов не было, жаловаться — не принято, а теперь переживания выливаются в заболевания, — уверена Татьяна. — На мужчин слишком большая нагрузка: «ты мужик — терпи», «мужики не плачут» и всякое такое. После 45 они начинали болеть, в 60 уже считали себя стариками. В Европе, Мексике я этого не вижу — очень старенькие люди гуляют, ходят в кафе. У них внук какой-нибудь женится — они в ресторане отмечают, а наши говорят: «Ой, тяжело, я не пойду». Ну и внимания пожилым тут очень много: дедушку в коляске тут покормят, за ним приедут, заберут, отвезут, куда надо. А у нас: «Не хочешь — сиди дома». И они считают себя старыми, больными — такими и становятся.
«Папа сидел на скамейке и плакал от боли, а на следующий день уже не смог встать, но у мужчин не принято жаловаться»
Валерия шесть лет работала офтальмологом в Беларуси и заботилась о здоровье родителей, а теперь живет за границей, и поддержка близких, по ее словам, превратилась в квест. Отцу собеседницы Константину 65 лет, он недавно вышел на пенсию — и «посыпались» проблемы.
— Папа всю жизнь был рабочим на заводе, не пил, не курил, да и на здоровье не жаловался, никаких хронических болезней не было. Помню, лет 20 назад у него случилась травма глаза — попала стружка, — говорит собеседница. — Из районной поликлиники папу тогда отправили в Минск, хотя это экстренная проблема, должны были решать на месте. Сейчас он хорошо видит только на один глаз. Ну а вообще, когда перед уходом подписывал обходной лист на предприятии, ему говорили: «Ты такой здоровый — не пенсия будет, а сказка!» Но физически он много работал, тем более у нас частный дом, многое приходится делать руками — начала болеть спина.
Отец Валерии «плохо относится к докторам» и ходить на обследования долгое время не хотел, пока не почувствовал, что это может быть быстро и комфортно. Помогало то, что дочь работает в поликлинике.
— Вообще не знаю, что должно было произойти, чтобы папа обратился к врачу. Ну и это вообще характерно для мужчин, — вспоминает она. — Когда я стала работать в поликлинике, договаривалась с ним: «Ты просто будешь сидеть в кабинете, у тебя возьмут анализы, сделают кардиограмму, а еще то и это». Тогда соглашался. Вот он приходил, его смотрел терапевт, невролог, офтальмолог и ЛОР, раз в год делали ФГДС — и все занимало, может, часа два. Но я как представлю, сколько времени на это потратит обычный человек!
Когда мы на протяжении трех-четырех лет это делали, папа уже был рад такому «чекапу». А сейчас, когда я уехала, сам никогда не пойдет: «Нет доступности, в поликлинике меня никто не хочет смотреть». Как папа когда-то пришел с инородным телом в глазу, а доктор на него накричала: «Я зашиваюсь, у меня большое количество пациентов». Но я и врача понимаю: они загружены. Поэтому люди или ждут и запускают свою ситуацию, или вообще не идут, потому что не надеются, что им помогут.
Константин и сам мучился от болей в спине, но к врачу идти не собирался — дошел, когда «прижало». В кабинете выяснилось, что все серьезно: межпозвоночная грыжа. Так отношение к обследованиям и медикам у мужчины меняли и дочка, и частные клиники, и диагноз, который у него обнаружили.
— Но и тут папа к врачу не пошел бы, однако в какой-то момент не смог встать, у него полностью пропала чувствительность в одной ноге, — объясняет собеседница. — Сыновья со своими друзьями буквально заносили его в машину. Он от боли даже сесть не смог — его положили на сиденье и так возили. В больнице, хотя были показания, никто даже не предложил госпитализацию. Папе назначили капельницы с обезболивающим, противовоспалительным — нам пришлось искать медика, который мог бы 14 дней капать его на дому. Когда поехали позже, еще раз — в госпитализации отказали, хоть и ставили сильнодействующие уколы. Надо было сделать КТ — очередь, сказали, около полугода. Только в частной клинике ему дали направление на операцию — сейчас папа ожидает нейрохирургического лечения в Минске, ходит с бандажом, не поднимает тяжелое, потому что грыжа большая, около двух сантиметров.
Тогда обследование Константину оплатили дети — Валерия с братьями и сестрами. По словам девушки, семья теперь старается обходить государственные учреждения и записывать родителей на осмотры только в частные:
— Я им с мамой говорю: вы должны раз в год проверять холестерин, сахар, хотя бы основные моменты. Папа отвечает: «Без талона я могу пойти только по экстренной патологии, а у меня ее нет, значит, нужен талон. Чтобы его взять, надо приходить с утра. Но, когда я прихожу, талонов все равно нет, зато стоит бесконечное количество бабушек». Если человек раз пришел в поликлинику и не взял талон, второй раз, третий — на четвертый он уже не пойдет. Даже острые состояния в поликлинике не рассматриваются в первую очередь, поэтому получить какую-то качественную и своевременную помощь — только в платных медцентрах.
И тут уже папа полюбил это дело — увидел, каким может быть уровень оказания помощи, увидел, что после обследования впереди маячит лечение. Хотя сами родители не потянули бы — за месяц на обследования папы у нас, наверное, больше тысячи рублей ушло. Цены там немаленькие, и, на мой взгляд, люди с пенсией в 450 рублей не смогут себе позволить обслуживаться в клиниках, а куча детей, которые зарабатывают и помогут, есть не у всех.
Как врач, собеседница и сама во время работы в Беларуси часто сталкивалась с тем, что мужчины обращаются за помощью уже в тяжелых, часто запущенных состояниях.
— С теми же глазами приходят, когда уже плохо видят. Ну и многие не следят за давлением, уровнем сахара в крови — начинаются сердечные проблемы, — объясняет она. — Классический «инфарктник» — мужчина 60 лет, курящий, не смотрящий за здоровьем, и, как правило, эти инфаркты заканчиваются смертью. Ну и урологические проблемы есть — с мочеиспусканием, с предстательной железой. Часто они долго не решаются прийти к врачу, потому что это «стыдно», «не принято». А когда доходят, уже обнаруживается рак, и запущенный. Об этом же никто не рассказывает — что надо в 40 лет начинать обследоваться. Все думают, что «коснется кого-то, только не меня».
Маму Валерии сейчас тоже ждет серьезная гинекологическая операция. Девушка говорит, что видит большую разницу в отношении родителей к здоровью и обнаруженным болезням.
— У мамы артериальная гипертензия, но у нее подход такой: что-то кольнуло — она тут же звонит и все рассказывает, спрашивает, что делать, сразу признает, что у нее есть проблема, и пытается ее решать. Отец — нет. Я знаю, что он волнуется перед операцией, но не признается. Мама и за день до того, как он в больницу попал, видела, как он сидел на скамейке и от боли плакал, а на следующий уже не смог встать, — сравнивает Валерия. — Ну как можно не сказать? У мужчин же не принято жаловаться — они даже сами себе не признаются в проблемах, своей семье. Давят вот эти скрепы, что «мужчина все должен тянуть по жизни». Они боятся, что у них что-то найдут: «А кому я нужен больной?» Это женщина поплакала, покричала — стресс вышел, а мужчина эмоции держит в себе.
А вообще папа сравнивает себя с бывшими коллегами на заводе и считает, что он очень даже здоров и за здоровьем следит! (смеется). А после того как я его приучила ходить на обследования, он все-таки понял, что профилактика очень важна. Сейчас сожалеет: «Спина заболела — я пошел к врачу. Может, если бы раньше… Нога же у меня ныла — может, я бы не довел до такого состояния». Но папа, кстати, настроен бодро и шутит над мамой: «Ты много детей родила, у тебя организм изношен, а я буду жить дольше».
«Папа не хочет идти к врачу, говорит: „Они угробили пол моей семьи“. Рука заболела — будет лопухи, листья хрена прикладывать»
Виталий тоже всю жизнь трудился на предприятиях — работал со сваркой, таскал тяжести. К 77 годам у него, как говорит дочь Галина, — «букет болезней». Женщина сама медик по образованию и тоже пыталась помогать родителям проходить медобследование у себя на работе. Но аргументы, почему нужно проверяться, не работали.
— От постоянного шума на заводе у папы проблемы со слухом, как я вижу по своим знаниям, может развиваться деменция. Последнее время жалуется, что болит рука — тут или артрит начинается, или сердце в руку отдает, — рассуждает белоруска. — Думаю, сейчас у него еще проблемы с простатой, но он не идет к врачу — сам что-то покупает, самолечением занимается. Еще у него была катаракта, но — прооперировали в частной клинике, и все отлично. Ну и у папы проблемы с позвоночником — когда-то я настояла, чтобы он сходил на консультацию к травматологу. Оказалось, у него изношены позвонки, но пойти к специалисту, который назначит какие-то препараты, не хочет. Отговаривается, мол, «они угробили пол моей семьи» — это он имеет в виду бабушку и маму, они обе умерли от онкологии. Я объясняю, что не все зависит от медиков — еще важно, насколько регулярно сам человек посещает доктора…
Мама умерла в 69 лет — они с папой одногодки и из поколения, которое будет тянуть до последнего, но не обратится к врачу. Мама жаловалась на боли то в животе, то в желудке, я ее звала: «Приезжай ко мне, я запишу тебя на УЗИ, гастроскопию, анализы сдашь — будешь первая в очереди». У нее всегда не было времени: работа, отчеты, планы и все такое. Пошла, когда родилась моя племянница (ее внучка) и она упала с ней на руках. Потом уже даже общий анализ крови показал, что не все в порядке. Но чтобы отправили на обследование, докторам надо было приврать — маме не назначали бесплатную колоноскопию, узи брюшной полости, пока она не сказала, что замечает в кале кровь. На обследовании обнаружили рак. Мы по знакомым пробивали ей лечение, и, кстати, одну из процедур она проходила в президентской клинике — сравнила, как относятся там к пациентам и как к обычным людям в поликлиниках…
Ей вывели колостому (отверстие в толстой кишке для вывода содержимого кишечника. — Прим. ред.). После первых двух операций и химиотерапии все было хорошо, а с третьей, думаю, она поспешила — хотела со всем разобраться и поехать в Турцию отдыхать. Начался воспалительный процесс в отверстиях, где стояли дренажи, перитонит, но ей только три дня покололи антибиотики и выписали домой. Потом в один день стома закрылась, у мамы очень болел живот. Когда приехали в больницу, оттуда она уже не вернулась. На вопрос, почему не провели курс антибиотиков при таком воспалении, врач ответил: «Ей не нужно было». Мамы не стало за год.
Виталий, несмотря на тяжелый опыт жены, свое отношение к медикам и обследованиям не поменял. По словам дочери, его все так же не заставить пойти к врачу — только если заберут по скорой.
— Папа три раза переболел ковидом. Каждый раз лежал в больнице, один раз — около 40 дней. Тогда ему поставили ишемическую болезнь сердца, гипертонию, — рассказывает белоруска. — Опять же, говорю: хотя бы сходи сдай анализы, сделай кардиограмму, пусть тебе выпишут препараты, которые будут уменьшать нагрузку на сердце, сосуды. У него какой-то бзик — лекарства не пьет. Максимум когда совсем поднялось давление, и то сначала прочитает вкладыш, если там очень много побочных эффектов, это не для него! И он такой с молодости — не обращался за помощью, только по острой нужде. Помню, флюс образовался — пришлось идти к хирургу. Ну и, может, флюорографию проходил, когда к ним еще на предприятие машина приезжала. А так — никаких скринингов, осмотров, анализов. Соседка у нас, его ровесница, регулярно посещает врача и его зовет: «Поехали вместе, будем вместе в очереди сидеть». Он ни в какую. Вот так не доверяют люди нашей медицине.
Галина говорит, что отец придерживается народных методов и обычно старается лечиться, как знает сам. Его дочь думает, что это связано со страхом навредить здоровью:
— Возможно, когда папа лежал с ковидом, ему проводили какие-то обследования и что-то, наверное, сказали, что он от нас скрывает. Мне кажется, у него очень большой страх смерти — отсюда и страх «побочек» препаратов. Он стал спрашивать, что ему приготовили, проверять состав еды. Зато рука заболела — будет лопухи, листья хрена прикладывать, всяким таким лечиться. Я говорю: «Ну, скоро какашками мазать начнем и пить мочу — это же тоже народное!» Думаю, его недоверие, нежелание идти к врачу — как раз от этого страха узнать что-то плохое и умереть.
Собеседница рассказывает, что из коллег ее отца сейчас живы всего двое или трое. Она уверена, что на продолжительности жизни мужчин сказывается и то, в каких условиях они годами работали, и образ жизни, и установки, свойственные старшим поколениям.
— Раньше же мальчики в основном на рабочие специальности шли в ПТУ, а на предприятиях где-то не соблюдается техника безопасности, не используются те же маски, мужчины дышат пылью, гарью, это оседает в легких, — считает Галина. — Думаю, у папы развилась катаракта, потому что за столько лет хрусталики повредила сварка. Он, бывало, приходил домой и ночами не спал: так глаза болели. Ну, выпить после смены с мужиками — это было у него не отнять. Выпить он и сейчас не откажется, хотя, скажем, «чернила» не пьет — только хорошую водку или пиво.
А вот курить бросил в 2008-м. Первый раз — когда полежал неделю в реанимации с пневмонией, увидел, какие там люди. Но потом от инсульта умер его друг, и после похорон папа закурил снова. Прятался, проветривал все дома, но я услышала запах табака: «Я же знаю, что ты бегаешь в гараж, чтобы выкурить сигаретку». Он отнекивался, но признался: «Вот, все ты знаешь!» А второй раз прочитал книгу, как бросить курить, когда ему удалили желчный пузырь, — и вот по сей день не курит.
Виталий живет со второй дочерью, сестрой Галины, в одном доме. Она помогает ему в быту. По словам собеседницы, у отца хорошая пенсия, но ее бы не хватило на платные обследования, если бы отец доверился специалистам в частных клиниках:
— Если бы он жил один, ему не хватило бы денег все оплачивать, потому что у нас частный дом, нужно платить налоги на землю, на недвижимость, все счета, а еще продукты, — объясняет она. — Я говорила не раз: если бы регулярно ходил к врачу и сообщал, что тебя беспокоит, может, у тебя была бы группа, прибавка к пенсии, какие-то льготы. Но он не хочет. Вот, помню, умирали его коллеги, знакомые, папа говорил: «Ой, он же такой здоровый был, никогда к врачу не ходил!» Вот у него такое иррациональное убеждение работает: пойдешь — что-то обязательно найдут.
Сама Галина уже 17 лет живет в Великобритании, почти все годы отработала там медсестрой, за ее плечами — еще 20 лет стажа в разных госучреждениях Беларуси. Во время разговора женщина сравнивала системы здравоохранения.
— Хотя и в Британии некоторые говорят, что там не очень хорошая медицина. Но когда я приехала и проходила обучение, увидела и оборудование для высокотехнологичных операций, для ухода за больными, и отношение к людям, у меня были слезы на глазах, да и у моих коллег из Беларуси. Это просто небо и земля. Нашим врачам бы такие условия — они были бы лучшими специалистами, база у них очень хорошая. Тут людям не дают выгореть — ты не будешь пахать по двое суток, чтобы заработать денег. Как у нас в учреждении было: доктора отработали день, ночью идут в больницу на смену, утром опять возвращаются и до вечера работают, а молодые специалисты вообще дома появлялись один раз в неделю. В таком темпе очень большой риск выгорания, опять-таки нет мотивации, зарплат. Я и сама, можно сказать, на износ работала тогда, чтобы более-менее получать. А в Британии работала меньше часов, а в конце месяца смотришь — хватает и на одежду, и на еду, и отложить что-то.
Вроде бы анатомия, физиология та же, а организация разная условий для врачей и пациентов. Одна из причин, почему папа не хочет идти в поликлинику, — очереди, эпидситуация. Когда-то у мамы, сколько бы она ни ходила к терапевту, каждый раз теряли карту и заводили новую. Тут при регистрации выдается номер электронной медкарты, и любой врач в любой точке страны может посмотреть твои обследования за 10 лет. Через приложение можно записаться на прием, продлить рецепт, по телефону — узнать анализы, и не надо никуда ходить. А у нас вроде бы айти-страна, а все на таком уровне или делается так топорно, что просто ужас. Кажется, такие мелочи, а насколько они освобождают людей от ненужного стояния в очередях, лишних действий. В Беларуси ведь можно сделать такую же систему. Мне, если честно, жалко белорусских медиков — душа разрывается, когда смотрю, что творится, как они работают, и сочувствую людям, которые обращаются за помощью.
Читайте также
