Вечер 19 декабря 2010 года для студентки истфаки БГУ Майи Абромчик закончился в больнице. По словам девушки, во время разгона «Плошчы» омоновец сломал ей ногу. На протяжение десяти лет она пыталась наказать обидчика. Обращалась в милицию, прокуратуру и даже в Комитет по правам человека ООН. На свои письма девушка исправно получала ответы, но ситуация, казалась, зависла в мертвой точке. И вдруг на прошлой неделе ей пришло письмо из Следственного комитета. В нем говорится, что предварительное расследование по ее делу возобновлено. Но в следующем предложении говорится, что в этот день прекращено. Теперь Майя пытается понять, что это было и как с этим быть.
Сейчас Майе 32 она живет в Варшаве и работает в IT-компании. В Польшу девушка переехала в 2012-м, после того, как закончила университет. Нога, говорит, уже особо не беспокоит.
— У меня проблемы с суставом, но это есть у многих, — описывает свое состояние собеседница. — Мне нельзя бегать. А так, в принципе, хожу нормально.
Происходящее на «Плошчы-2010» девушка детально уже не помнит. На акцию несогласных с результатами президентских выборов Майя пошла с друзьями. Когда началась зачистка, они с приятелем побежали в сторону Немиги. Их преследовали пять омоновцев. Силовики настигли ребят «в тупике между Володаркой и турецким посольством».
— Там стояли парень и девушка. Увидев их, омоновцы разделились. Двое стали бить ребят, трое — моего друга, — описывает происходившее белоруска. — Друга били дубинками по голове. Я вежливо попросила не делать этого, сказала: «Мы не сопротивляемся и готовы идти в автозак». В ответ один из омоновцев нецензурно заорал и несколько раз ударил меня дубинкой по ноге, я упала в сугроб. Силовик продолжил меня бить. Хорошо, на мне было теплое пальто. Одежда смягчила удары. Омоновец орал, чтобы я вставала, а я понимала: из-за боли в ноге сделать этого не могу. Когда силовики успокоились, друг взял меня на руки и понес в автозак.
Автозак, продолжает Майя, делился на два отсека. Один большой, где находилось порядка десяти мужчин, второй маленький. Сюда посадили студентку и женщину в возрасте.
— Тогда я и почувствовала: все плохо. Левая нога болела так, что, казалось, от боли потеряю сознание, — рассказывает девушка. — Было ощущение, словно у меня не сходится кость. Позже выяснилось: это осколочный перелом со смещением — мне раздробили кость (в эпикризе указано: закрытый перелом большой берцовой кости левой голени в трети со смещением отломков. — Прим. Ред.).
По ощущениям Майи, в автозаке их возили по городу часа два-три. В салоне с ними находились уже милиционеры, а не омоновцы с площади. Все это время ее соседка по «камере» требовала у них вызвать студентке скорую. В ответ, вспоминает девушка, им повторяли: «Не врите, ноги просто так не ломают».
— Когда мы остановились у Окрестина, в автозаке начался бунт. Все настаивали, чтобы мне вызвали врачей, — продолжает Майя. — Работники позвали местного фельдшера. Она сначала покритиковала меня за то, что я хожу туда, куда не нужно, и посоветовала быть умнее, затем позвонила медикам. Скорая наложила мне шину и забрала в больницу. В сопроводительной записке указано: в медучрежние меня доставили из изолятора.
«Через полгода меня попросили составить фоторобот. А потом пригласили на очную ставку»
Майю отвезли в 6-ю городскую больницу и наложили гипс. На завтра девушке сделали операцию и вставили в ногу металлическую конструкцию.
— Через десять дней я выписалась, но еще месяца три продолжала ходить на костылях. Из-за этого пришлось перевестись на заочку, — рассказывает собеседница. — Спустя полгода меня опять прооперировали: вынули штырь, чтобы нога встала на место, а через год достали уже и металлическую конструкцию. На месяц снова пришлось вернуться к костылям.
После 19 декабря 2010-го друзья Майи отсидели по 15 суток. На студентку же протокол об административном правонарушении не составляли. В милицию девушка обратилась сама, точнее через адвоката.
— Через неделю после операции мы подали заявление на омоновца, который сломал мне ногу, — описывает происходящее Майя. — Сначала было долгое предварительное расследование, потом дело все-таки завели.
Как писал TUT.BY, это случилось в апреле 2011 года. Прокурор Московского района Минска сообщил Майе Абромчик, что по ее жалобе прокуратура возбудила дело по статье 155 УК (причинение тяжких телесных повреждений по неосторожности) «на невыявленное лицо». При этом, несмотря на то, что судебно-медицинская экспертиза зафиксировала: травмы Абромчик могли быть нанесены предметом, похожим на милицейскую дубинку, прокурор не принял это во внимание. Милиция в деле студентки не фигурировала.
— Через полгода после «Плошчы-2010» меня попросили составить фоторобот того, кто меня бил, а еще месяцев через шесть пригласили на очную ставку, — продолжает девушка. — Привели людей, которые расписывались в протоколе задержания моих друзей. Но, как это часто бывает, те, кто задерживают, и те, кто расписываются, оказываются разными людьми. Я сказала, что один из сотрудников вроде как похож, на этом все закончилось. Дело в конце концов приостановили.
— Почему?
— Я не знаю.
— А что было с сотрудником, на которого вы указали?
— Мне не сказали, может у него было какое-то алиби.
Ранее TUT.BY об этой ситуации писал следующее: в декабре 2011 года старший следователь Минской городской прокуратуры сообщил адвокату Абромчик, что расследование по ее делу приостановили, поскольку определить виновных невозможно.
Пришло девушке письмо и из Следственного комитета, который тоже занимался расследованием. В нем также сообщается: дело приостановлено.
Саму же Майю это не остановило. Говорит, она понимала, «в Беларуси ничего не добьюсь» и хотела еще где-то задокументировать свою историю. В итоге в 2013-м девушка подала жалобу в Комитет по правам человека ООН. Ответ пришел только через шесть лет — в 2019-м. В нем, вспоминает, сообщалось, что ее уголовное дело должны возобновить, государству следует извиниться перед Абромчик и выплатить ей компенсацию.
— Я подождала полгода, думала страна как-то отреагирует. Она же должна реагировать, но ничего не произошло. Тогда я написала в МИД и СК, — говорит Майя. — МИД прислал мне отписку, а СК сообщил: все возможное сделано, оснований возобновлять дело нет. В общем, постановление ООН не имело для них никакого значения.
Казалось бы, всё, на этом поставлена точка в этом деле, но нет. Неделю назад, то есть уже в 2022 году, Майя получила письмо из Следственного комитета. В документе сказано, что возобновлено «предварительное расследование по уголовному делу по ст. 155 УК по факту причинения вам тяжкого телесного повреждения».
«В тот же день предварительное расследование прекращено за истечением срока давности», — сообщалось в следующем предложении.
— Вы понимаете, что это было?
— Я бы хотела это понять. Полагаю, в Комитете по правам человека ООН перевели ответ на мою жалобу на русский и отправили в Следственный комитет. Вот СК и отреагировал, — рассуждает девушка.
— Как вы восприняли это письмо?
— Нейтрально. Я ничего не жду от белорусского государства. Слишком много раз меня, можно сказать, посылали, — говорит она. — Хотя сейчас планирую попробовать переквалифицировать это дело по какой-то из других статьей. Там, соответственно, будут иные сроки давности. Вероятно, конечно, это не имеет смысла, но я хочу использовать все возможные законные пути, чтобы виновного наказали.
— Почему для вас это важно?
— Я хочу, чтобы мир был справедливее. Зло должно быть наказано, иначе оно может повториться, — отвечает Майя.