Последние месяцы у Светланы Тихановской — напряженный график. Вечные цейтноты, поездки и встречи. «После начала войны в Украине белорусов ассоциируют с Россией и агрессорами, наша задача объяснять, что это не так. Говорить о том, что белорусы — это не Лукашенко», — объясняет она. Журналистка «Зеркала» съездила с политиком в рабочую поездку в Ригу — вот какой она увидела Тихановскую на высоких приемах и вне их.
Утром на Ратушной площади в Риге пасмурно и дождливо. Недалеко от мэрии стоят несколько суровых полицейских. В рациях слышно предупреждение: прибывает делегация Светланы Тихановской. Через пару минут микроавтобус в сопровождении двух полицейских машин паркуется у здания.
Из авто сначала выходят два охранника — Ауримас и Казимирас (их Тихановской предоставила Литва), затем фотограф. Основной состав белорусской делегации небольшой — советник и глава отдела внешней политики офиса Франак Вячорка, представитель по парламентскому сотрудничеству и конституционной реформе Анатолий Лебедько, старший специалист по международным отношениям Денис Кучинский.
И, собственно, сама Светлана Тихановская. Легкий макияж, неизменное каре, брючный костюм и блузка цвета фуксии. Политик выглядит бодро, несмотря на ранний рейс и несколько часов сна.
— В этот раз программа у нас, как говорят дипломаты, «без воздуха». Практически нет времени, чтобы Светлана могла выдохнуть и просто посидеть какое-то время наедине с собой, — по пути в мэрию рассказывает Денис Кучинский. — Но для нас это обычные поездки. Примерно восемь из десяти.
Тихановскую встречает подтянутый высокий мужчина — это мэр Риги, 42-летний Мартиньш Стакис. Тот самый, который во время проведения ЧМ по хоккею в столице Латвии заменил красно-зеленый флаг на бело-красно-белый, после чего в Беларуси на него завели уголовное дело.
Делегация проходит на балкон здания, он как раз выходит на Ратушную площадь Риги. «Сцяг мой вольны, сцяг мой смелы, сцяг мой бел-чырвона-белы», — поет «Вольны хор» (ребята как раз давали концерт в Риге, и их пригласили спеть на встрече).
Светлана и Мартиньш вывешивают флаг под вспышки фотоаппаратов. «Жыве Беларусь! Жыве!» — громко заканчивают выступление певцы.
— Спасибо, это было так трогательно. Мы этого никогда не забудем, — после церемонии мэр Риги подошел к музыкантам.
— Вам спасибо! Это мы не забудем, — отвечают хористы.
Дальше — пара слов латвийским журналистам, Светлана благодарит страну за поддержку белорусов на протяжении последних двух лет.
— Я уверена, когда Беларусь станет свободной, мы будем строить хорошие и дружеские отношения, — улыбнулась она присутствующим и вручила мэру Риги бело-красно-белый флаг.
Затем вместе с мэром Светлана уходит на встречу за закрытыми дверями. Журналистов пускают только на пару минут — сделать несколько снимков. Примечательно, что, кроме мэра Риги и его помощников, на встрече присутствует посол Латвии в Беларуси «в изгнании» Эйнарс Семанис. Официальный Минск выслал дипломата после того, как мэр Риги вывесил бело-красно-белый флаг.
Работники службы протокола вежливо, но настойчиво просят нас выйти и закрывают витые двери. Мы ждем Светлану в большой комнате с портретами всех рижских мэров на стенах. Охранники заняты телефонами, а фотограф отсматривает снимки. Ровно через полчаса охранники резко встают — минутная готовность. Это значит, что стороны закончили работу и сейчас выйдут. Узнать, о чем Светлана говорила с мэром Риги, не удается: жуткий цейтнот.
«Белорусский режим и белорусские люди — это не одно и то же. Меня удивило, что мы объясняли это украинцам»
На часах 10 утра, прошел только час визита. Дождь, кажется, только усилился. Мартиньш Стакис ведет делегацию в центр помощи Украине, он рядом с мэрией. Это бывшее здание Рижского технического университета. Его специально отдали для помощи бежавшим от войны.
Светлана Тихановская уверенно шагает на каблуках по мокрой брусчатке. За спиной политика неизменно следует охранник. Оказывается, по правилам безопасности со спины между Тихановской и бодигардом не должно никого быть.
На входе в здание нас, как и всех прибывших украинцев, встречает миграционная служба. Они проверяют паспорта или другие документы. И, если все хорошо, пропускают посетителей дальше.
— Суть центра в том, чтобы в одном месте бежавшие от войны украинцы могли получить все государственные услуги, гуманитарную помощь, а также всю необходимую информацию, оформление документов и так далее. Это первое место, куда попадают люди, когда приезжают в город, — объясняет Стакис Тихановской.
Как правило, в Латвию украинцы попадают через Россию и рассматривают страну как перевалочную базу, а потом едут дальше. С начала войны страна приняла около 32 тысяч украинских беженцев.
— Здесь можно продлить визу, заполнить все бумаги на ВНЖ, найти информацию по жилью, получить гуманитарную и другую помощь, — объясняет директор центра. — Многие сотрудники здесь — это просто волонтеры. В первые дни войны в центр приходили по 90−100 желающих помочь. Очень много помогали и сами украинцы, которые давно живут в Латвии. Я думаю, третья часть от всех, кто приносил помощь, точно были украинцы.
Как-то пришла бабушка одна, мы ей выдали гуманитарную помощь. Там была гречка в упаковке. Она принесла эту крупу обратно со словами: «Можно я часть отдам?». Или вот еще случай был. Мальчик принес свою копилку. Такая баночка с монетами 1−2 сантима (на самом деле 1−2 евроцента, сантимы в Латвии не используются с 2014 года. — Прим. ред.). Принес и сказал, что хочет отдать на помощь в Украину. Мы до сих пор ищем этого мальчика. Баночку передали мэру Киева Виталию Кличко. Знаем, что он до сих пор хранит ее у себя.
— Конечно, такие случаи душераздирающие, — говорит Тихановская. — Когда мы были в Чехии, одна белорусская девочка год копила себе на дрон. И когда купила, передала белорусскому батальону в Украину. Мол, вам нужнее. На таких людях все и держится. Мы понимаем, что Украина важна как никогда и как никто. И мы сами делаем и в Беларуси, и за рубежом для украинцев многое. Потому что… Хотела сказать «мы братские народы». Но сейчас я себя осекаю. Уже нужно избавляться от этих высказываний «наши братья» и «братские народы».
— Есть друзья, — подсказывает Стакис.
— Да, есть друзья, — соглашается Тихановская. — Но после войны к белорусам резко изменилось отношение. Были случаи дискриминации, и на работу не брали, и машины обливали, и все такое. Мы начали объяснительную программу о том, что белорусский режим и белорусские люди — это не одно и то же. Меня удивило, что мы объясняли это украинцам. Нам казалось, что украинцы все знают, что мы боремся, что у нас диктатор.
Да, в 2020 году был подъем солидарности. Но потом все жили своей жизнью. Нет картинки, значит, нет и протеста. Очень долго пришлось с украинской стороной работать над этим. По данным статистики, только каждый третий украинец положительно относится к белорусам. Это потому что информация не доходит. Мы продолжаем объяснять. В Украине для белорусов закрыли банковские счета, не дают работать. Но… Мы должны понимать, из-за того, что диктатор удержался, мы на себе ощущаем эти последствия.
— На ваш взгляд, Беларусь должна будет каким-то образом «искупить вину» перед Украиной за то, что предоставила свою территорию для российских ракет?
— Вы знаете, у меня есть офисные часы, когда каждый белорус может мне позвонить и пообщаться. Однажды мне набрала женщина и спросила, когда уже можно будет ехать в Украину на стройку, чтобы восстанавливать страну? И я думаю, что таких белорусов будет больше и больше к окончанию войны, когда станет понятно, что нам всем вместе нужно будет собраться и помочь восстановлению городов.
— Как вам кажется, сколько времени займет восстановление прежнего отношения к украинцам? Это годы?
— Я не думаю. Нам нужно еще немного времени, чтобы больше украинцев включились в процесс и белорусскую повестку. Нет ненависти именно к белорусам, как к другой стороне. Но есть убеждение, что «Беларусь — агрессор». И больше ничего знать и слышать про их историю не хотят. Но это происходит через объяснение. Рассказывать своим родственникам-украинцам о нашей истории 2020 года, о том, что сейчас продолжается. Таким образом, сарафанным радио донесем. Я не думаю, что белорусы станут врагами украинцев. Мы уже друг другу доказали, что мы друзья, и никуда от этого не денемся.
— Вы заявляли, что белорусские власти все-таки отдавали армии приказ вторгнуться в Украину, но его саботировали военные чиновники. На чем основывается ваша информация? Потому что многие считают ее неправдоподобной.
— То есть вы сейчас мне говорите о том, что такая дискуссия в правительственных кабинетах не велась?
— Нет, я не говорю.
— Так. Не мог один сказать, мол, так, значит надо [отправлять войска].
— Мог.
— А ему в ответ: «А вы знаете, никто не пойдет». Он: «Надо показать лояльность». Ему в ответ: «Не пойдут, это будет провал. Они деморализованы, и никто не пойдет воевать против Украины». Это не то, что был отдан приказ, а его саботировали. Я не знаю, как это выглядело. Мы получаем экспертную оценку всего происходящего, основываясь на этих данных, и на инсайдах наших партнеров.
— Можна я тут дадам? — подключается к разговору Франак Вячорка. — У лютым-сакавіку некалькі афіцэраў, якія стаялі на мяжы 24 лютага, выехалі з Беларусі. Яны перайшлі мяжу і зараз у бяспецы на тэрыторыі Еўрасаюза. Гэта дзейныя афіцэры тых брыгад, што былі на мяжы ў пачатку вайны. І частку інфармацыі мы маем ад іх. І пра настрой, і пра тое, што адбывалася 24 лютага і што адбывалася наступныя некалькі дзён. Гэта першае. Другое — гэта рэгулярная аналітыка, што паступае ў наш офіс ад тых, хто рэгулярна вывучае настроі знутры краіны. Такая інфармацыя пра намеры была і пацвярджаецца яна з розных крыніц.
«Что для вас объединение? То, что мы вместе появляемся? Это не так важно»
После центра миграции мчим в МИД. Белорусская делегация — в официальном кортеже с мигалками, поэтому прибывает быстрее. Мы — на такси, поэтому немного опаздываем.
Приходится в прямом смысле бежать за Тихановской. К слову, кортеж и полицейскую охрану предоставила латвийская сторона.
— Светлану принимают на том же уровне, что и президентов и других глав государств, — объясняет Денис Кучинский.
С министром иностранных дел Латвии 48-летним Эдгаром Ринкевичем Светлана тоже общается за закрытыми дверями. На все про все есть 30 минут.
Дальше по плану встреча со спикером Сейма Латвии Инарой Мурниеце. Чтобы не опоздать, не дожидаемся конца разговора с Ринкевичем — и двигаемся к следующему пункту назначения.
Сейм — это старинное здание второй половины XIX века. Белорусскую делегацию принимают в Зеленом зале.
Вместе с Муринице со Светланой Тихановской встречаются и представители комитетов Сейма по иностранным делам, европейским делам и межпарламентскому сотрудничеству.
Сорок минут на переговоры. А дальше у Светланы запланирована прогулка до здания Кабинета Министров Латвии. Там встреча с премьер-министром Кришьянисом Кариньшем. Светлана идет к микроавтобусу, переобувается в более удобные туфли. У нас есть полчаса на прогулку по Риге — можно выпить кофе.
— Ой, а можно мне как-то по-другому идти, — говорит Тихановская, обращаясь к охранникам. Мы идем по брусчатке. На каблуках делать это довольно сложно.
— Так пойдемте сюда, — предлагаю перейти на более ровный тротуар.
— Я не могу просто решать, иду сюда или туда. Так как есть люди, которые должны понимать, какой у меня маршрут, — объясняет Светлана, показывая на охранников. Но мы все же переходим на ровную поверхность.
— Что вы рассчитываете получить от этой встречи? Какой ждете эффект для белорусов?
— Моментального эффекта не будет, как и от любого визита. Но мы должны понимать: белорусы уходят из мировой повестки. В связи с событиями в Украине. И мы заново начинаем обновлять информацию о том, что происходит в нашей стране. Есть много актуальных вопросов. Но сейчас один из главных — это транзит зерна, которым Лукашенко шантажирует Евросоюз. И наша задача — чтобы этого не случилось. Это обесценит все, что было сделано странами-союзниками. Фактически это будет победа режима. Для того чтобы это решение не было принято, нам нужно понять, что думает об этом каждая страна, постараться заручиться не поддержкой этого решения.
К примеру, министр иностранных дел Латвии на любой своей встрече говорит о том, как важна Беларусь в рамках этого нового кризиса. О том, что без свободной Беларуси не будет свободной Украины. Мы донесли эту мысль. Нам, белорусам, кажется: все же всё понимают, что белорусы и режим — это не одно и то же. Поэтому, когда мы резко оказались страной-агрессором и увидели, как изменилось отношение к белорусам, был шок. Казалось, как так? А вот так. Люди живут своей жизнью. И политическая память тоже достаточно короткая. Для того чтобы быть на слуху, чтобы в странах ЕС люди понимали, что сейчас происходит в Беларуси, именно для этого важны встречи.
— Вот пример. Мы съездили в Испанию. Понятно, что мгновенного эффекта ждать не стоит. Но когда будет решаться вопрос (надеюсь, до этого не дойдет) о снятии или не снятии санкций с Беларуси, тогда у нас будет голос за нас (имеется в виду, за демократические силы Беларуси. — Прим. ред.). Они вспомнят, что была Тихановская, говорила о продолжающихся репрессиях. А если ты не съездил? Дальше вопрос при принятии решения: «Ну что там у них? Ничего нет. Все утихло. Наверное, все устраивает. Давайте тогда мы как-то поможем это зерно вывезти». Так это и работает.
Мы дошли до кафе. Среда, почти обед. Внутри практически нет людей, Светлана садится за столик с Франаком. Они обсуждают предстоящий разговор с премьер-министром, который запланирован буквально через пять минут. Выпить свой любимый капучино на месте не удается.
— У вас есть еще 30 секунд, — предупреждает Денис Кучинский и рассказывает шутку о службе протокола: — Знаете, чем отличается протокол от Талибана? С Талибаном вы можете договориться.
Светлана берет стаканчик с кофе со стола, и мы вместе выходим из кафе. По дороге она говорит о создании групп друзей Беларуси, которые есть в разных странах (такая же появилась и в Латвии).
— Ты кофе попила? Стаканчик выбросить? — уточняет Денис у Светланы.
— Я тут говорю и говорю. Не дадут кофе попить, — вздыхает она.
— Вы вообще успеваете обедать, спать, когда у вас в последний раз был отпуск?
— Если обедать, то быстро. Если спать, то мало. Отпуск был в прошлом году — неделя. Комфортно или не комфортно, ты себе таких вопросов не задаешь. Это надо сделать. Денис, ты кофе пил? Хочешь еще? — предлагает Светлана помощнику нетронутый стаканчик.
— Что для вас самое сложное в таких поездках?
— Физически очень устаешь. Хочется сделать поездку максимально короткой и максимально эффективной, чтобы какие-то ресурсы не тратить на это. Поэтому с 7 до 23 у тебя встреча за встречей. Ты к вечеру бездыханная практически. Сейчас май и июнь у нас месяцы интенсивных поездок. А потом, возможно, войдем в обычное русло. Мне лично нужно больше общения с людьми внутри страны. С нашими структурами, которые пусть выехали, но все равно делают огромную работу, с «суполками» в Беларуси. Им кажется, что они одни, что все выехали и каждый теперь сам по себе.
— Про то, что не видно объединения и все словно сами по себе, говорят многие наши читатели. К примеру, два года назад вы сели с Вероникой Цепкало и Марией Колесниковой и за 15 минут договорились про объединение. И все получилось. Сейчас же некоторые белорусы считают, что этого единства не видно, есть снова какие-то споры и раздоры…
— Вы понимаете, когда начинаешь задавать вопросы, что конкретно говорит о том, что мы не объединены, люди не знают, что на это ответить, — перебила Тихановская. — Что для вас объединение? То, что мы вместе появляемся? Это не так важно. Мы часто встречаемся, созваниваемся. Задача главная — чтобы у нас одна цель оставалась. Потому что когда мы говорим о движении, то объединяющая… Эм… Подберите мне слово.
— Сила.
— Да, объединяющая сила движения. Сложился образ, что мы словно должны стоять рядом, как Маша, Вероника и я. Но оно не так работает. Тогда это сработало. Сейчас нужно впахивать, вкалывать на результат.
Белорусская делегация заходит в здание кабинета министров Латвии. Светлана Тихановская пожимает руку премьер-министру Кришьянису Кариньшу. И снова встреча за закрытыми дверями.
«Как относиться к информации о том, что в Беларуси в сентябре будет референдум по присоединению к России?»
Дальше должно было быть интервью латвийским журналистам, но с премьером Светлана общается дольше запланированного. Помощники договариваются на перенос, а Тихановская едет в отель, чтобы принять участие в онлайн-конференции, затем у нее обед с парламентариями, куда журналистов пустили только для фото.
Встречаемся мы уже в музее оккупации Латвии. Он только-только открылся после реконструкции. И Светлана второй высокопоставленный гость в нем после президента Греции.
Тут же, в музее, Тихановская встречается с «латвийским Зеноном Позняком» — экс-председателем Народного фронта Латвии Ромуальдом Ражуксом.
После экскурсии на выходе из музея Светлану уже ждут человек 30 с бело-красно-белыми флагами. Это самая эмоциональная часть визита — встреча с белорусской диаспорой.
— Ну как у вас дела в Латвии? — спрашивает у собравшихся оживившаяся Светлана. — Я слышала, что у вас в принципе все неплохо, есть единичные случаи дискриминации, как и везде. Но есть страны, в которых все гораздо хуже.
— Мы благодарны, на самом деле. Потому что у нас все здесь кто с тревожным чемоданчиком бежал, кто еще как-то. Очень нам помогает страна. Претензий никаких нет, если не ленишься, работу найдешь, — говорит Елена, которая вынуждена была бежать в Латвию из Узды.
— Когда война началась, было очень сложно, — добавляет девушка возле Елены. — Если мы приезжали раньше и с гордостью ходили от того, что мы белорусы, то потом стало стыдно из-за войны.
— Я помню это чувство, но сразу себя осекаю, — активно включается Тихановская. — Почему не должно быть стыдно? Мы объясняем, что Лукашенко — это не Беларусь. Мы в Польше как-то объяснили. С украинцами сложнее — нужно объяснять и объяснять. Хотя сами украинцы отмечали и полк Калиновского, и работу партизан, и то, что люди присылали информацию о передвижении техники (может быть, когда-нибудь откроется весь объем информации, которую они получили от них). Мы должны идти к ним, мы должны рассказывать о себе. Мы сейчас офис в Киеве открыли, очень плотно работаем с правительством, парламентом и «калиновцами».
— После начала войны очень много новых людей пришли в Bypol, присоединились к плану «Перамога», «Рабочаму руху», очень много обратилось волонтеров, которые хотели поучаствовать в инициативах. Война белорусов мобилизовала и сплотила, — рассказывает Светлана.
— Сейчас очень много стало информации о том, что в Беларуси в сентябре хотят провести референдум о присоединении Беларуси к России…, — задает вопрос молодой высокий парень.
— Прям много? — удивилась Тихановская. — Я видела эту информацию один раз в одном из пабликов. Выглядела она словно вброс, как будто бы проверить белорусов на то, будет ли это обсуждаться.
— Стоит ли серьезно относиться к этому? — продолжает парень.
— Нужно относиться серьезно ко всей информации и понимать, что такой вариант событий может быть предусмотрен, но это не значит, что мы должны с этим соглашаться. До сентября многое может измениться. И мы тоже это понимаем, — объясняет Светлана.
К Тихановской то и дело подходят люди. Кто-то — обнять и подписать открытку. Кто-то сказать, что были соседями в Минске, и пожелать удачи. Передают цветы и подарки.
Так, та сама художница Ольга Якубовская, которая рисует котов, принесла подарок для политика — кота в образе Сергея Тихановского. На встречу пришла и минская соседка Светланы, чтобы обняться и поддержать.
— Спасибо, Светлана, вы наш лучик света и надежды, — говорит еще одна участница встречи.
— Да, я начальнику РУВД в Узде говорила: разве можно пасту обратно в тюбик запихать? Разве можно уже жить по-старому? — рассуждает бойкая Елена.
— Ну, скажите, кто попадал за решетку, были там люди среди силовиков? — спросила Тихановская.
— Были, скажу честно, — ответила Елена. — Когда меня задержали в Узде, то один из охранников спросил: «А вас что, три дня не кормили?». Я говорю: «Не кормили». Он выругался, закрыл окошко. Через некоторое время открывает и кладет три пирожка. Я спрашиваю: «Это племянница моя принесла?». Он говорит: «Нет, это моя мама пекла». И после выборов, когда я была наблюдателем на участке, я им [силовикам] говорила: «Вы знаете, наши голоса украли. Не знаю, как ваши, а мой украли». Они мне отвечали: «И наш тоже». То есть люди есть и там.
— Светлана, мы очень-очень верим в вас, — расплакалась одна из присутствующих. — Нам пришлось выехать, мужу 68, мне 64. Я интервью очень много раздала, в меня тоже кидали и светошумовые гранаты, и водометом поливали. Наша вся большая семья, нас больше 20 человек, мы все ходили на протесты. И потом я сама сделала заявление, чтобы ходили родители, бабушки и дедушки, защищали своих детей. Я видела, как это все происходило, как били и хватали ни за что на моих глазах. Долгое время была аполитична, но тут такая была несправедливость, страшная. Невозможно. Мы очень верим в вас, Светлана, я очень хочу вернуться домой, в свой Минск.
Под конец встречи к Тихановской подошел молодой парень в спортивном костюме со словами: «Это я, тот, кто перепрыгнул забор посольства Швеции». Оказалось, это Владислав Кузнечик, а рядом с ним — его отец Виталий. Это казалось невероятным, как после почти двух лет жизни в дипломатическом представительстве отец и сын смогли покинуть Беларусь. Кузнечиков сразу же окружили плотным кольцом и засыпали вопросами и уточнениями.
— Спадарства, запрашаем усіх на канцэрт «Вольнага хора», пасля яго ў вас будзе час пакамунікаваць, — прервал расспросы Денис Кучинский.
После концерта и общения с белорусами Светлана отправилась в Офис министров северных стран в Латвии. Возглавляет его кто бы вы думали? Бывший посол Швеции в Беларуси — Стефан Эриксон.
Тот самый, который так хорошо владеет белорусским, что однажды этим смутил министра культуры Беларуси — автор этого текста была этому свидетелем.
— Говорят, что Стефан Эриксон — белорус со шведскими корнями, — улыбается Денис Кучинский, представляя нас.
На часах восемь вечера. У Светланы интервью с Delfi. А после — фуршет, на который приглашены и участники «Вольнага хора», и журналисты.
За ужином Светлана не пьет вино, в бокал просит налить воды. Ребята из хора предлагают несколько совместных проектов, а также поднимают вопрос гимна для Беларуси. Возникает спор по этому поводу.
— Вот какой гимн, на ваш взгляд, должен быть у Беларуси? — словно к третейскому судье обращаются ко мне спорщики.
— «Пагоня», — не задумываясь отвечаю я.
— Вот видите, нужно устроить голосование по выбору гимна, — настаивает руководитель «Вольного хора». — Есть песня на стихи Некляева и музыку Раинчика. Светлана, я вам пришлю, это очень светлый и жизнерадостный гимн.
Споры и беседы заканчиваются ближе к половине одиннадцатого. На прощанье «Вольны хор» поет «Бацька Нёман». Песня звучит невероятно мощно: небольшая комната — хор. Некоторые из присутствующих украдкой вытирают слезу.
Светлана возвращается в отель. Нужно еще раз пробежаться по тексту завтрашнего выступления перед Сеймом Латвии.
— Думаю, мы до двенадцати успеем, — устало говорит политик. На раннее утро в плане стоит общение с журналистами. Но Светлана категорична.
— Я выхожу из номера в 8.40. Не раньше. Если интервью, то мне нужно встать в 6 утра, чтобы собраться (макияж и укладку Светлана делает сама. — Прим. ред.). Нужно же меня поберечь, — устало говорит она и уходит в номер. Впереди еще работа до полуночи над завтрашними выступлениями.
— Светлана с вами строгая? — спрашиваю у Франака и Дениса.
— Скажам так, яна патрабавальная, у добрым сэнсе, — говорят оба.
«Считаешь, сколько времени в Вильнюсе — уже не успеваешь детям сказать: «Спокойной ночи»
В итоге нам со Светланой удалось пообщаться только на следующий день, по дороге в аэропорт и немного там. Она уже выступила в Сейме Латвии и поговорила с президентом Эгилсом Левитсом, а также успела встретиться с группой парламентариев — друзей Беларуси и дать интервью латвийскому телевидению.
— Я довольна поездкой, — говорит Тихановская, пока мы едем в сопровождении полиции с мигалками. — Мы услышали, что у латвийской стороны есть жесткая и четкая позиция по поводу «сделки» по зерну: этого не должно быть. С президентом мы проговорили сейчас и сделку, и открытие возможности стажировок для белорусских студентов в парламенте и правительстве. Теперь начинается самая тяжелая работа — все это реализовать. Политическая воля получена, оглашена. Также мы говорим о том, чтобы Беларусь имела специальный статус в Совете Европы. Чтобы была упомянута Беларусь и наш курс, чтобы в осознании самих европейцев исчезала связка «Россия и Беларусь — одна страна», что мы не придаток России и что Беларусь принадлежит к европейской семье. В Латвии я чувствую себя очень комфортно, потому что они доброжелательные, у них душа болит за Беларусь на самом деле. Я очень порадовалась, что мы встретились с белорусами, концерт «Вольнага хора». Это не отдых, но это такая отдушина, что ты среди своих.
— На встрече с диаспорами вы говорили, что после начала войны больше людей присоединились к плану «Перамога», к Bypol и «Рабочаму Руху». А были среди них чиновники? Какие вообще настроения среди них?
— Обратиться в офис для чиновников очень и очень опасно. Вы же понимаете, как это работает. Есть какие-то личные связи. Может, кто-то не доверяет людям из офиса, но доверяет тем, кто знает людей из офиса. У нас есть Пал Палыч (Латушко. — Прим. ред.), у которого очень много контактов в номенклатуре. Конечно, никто не будет афишировать, что он вот взял и в офис обратился. Но у Пал Палыча постоянно есть информация изнутри и даже результаты каких-то заседаний. Информация есть всегда. И можно сказать, что сторонников перемен там очень много. Кто-то более смелый, кто-то менее. Но после войны явно больше присоединилось к плану «Перамога» и «Рабочаму Руху». Из номенклатуры никто это афишировать не будет.
— Але вось адбываецца сустрэча Святланы з кім-небудзь — і мы ведаем, што абмяркоўваецца потым у Адміністрацыі прэзідэнта кожнае дзеянне, кожны крок, — подключается Франак Вячорка. — Гэтая ўся інфармацыя даходзіць да нас. І мы ведаем, што яны абмяркоўваюць і як ацэньваюць. Таму што нават самыя прыбліжаныя чыноўнікі думаюць пра альтэрнатыву. І калі гэтая чаша шаляў перагнецца на іншы бок, яны вельмі хутка пераабуюцца. Там нашмат менш скансалідаваны рэжым, чым можа здавацца. Зараз мы ведаем, што іх вельмі раздражняюць камунікацыі Святланы з Украінай, Малдовай, Грузіяй і іншымі постсавецкімі краінамі. Таму што для Лукашэнкі гэта іх вотчына. І зараз яны раздражнёныя, што Святлана спачатку адабрала ў іх пляцоўку для Еўрапейскай камунікацыі, а зараз і постсавецкую прастору.
— Только не говорите «Святлана адабрала». Он так это называет упрощенно. Белорусы отобрали, — подчеркивает Тихановская на выходе из автомобиля.
Светлана летит в Данию. Ей сообщают, что рейс задерживается на час. Делегация в срочном порядке пытается найти альтернативу и постараться сократить возможное опоздание.
— Там все распланировано в жутком цейтноте. Если сбивается время, ломается весь график, — объясняет Денис Кучинский.
Светлана проходит в VIP-зал аэропорта. Камер рядом нет, она расслабилась, и мы немного можем поговорить о личном.
— Как ваши дети? Они, наверное, вас почти не видят? Скучаете по ним?
— За встречами ты просто не успеваешь скучать. Тебе некогда. Вечером смотришь на часы — 22−23. Считаешь, сколько времени в Вильнюсе — уже не успеваешь детям пожелать спокойной ночи. Я думаю, что мои дети по мне не особо скучают. У меня такое ощущение, что, когда я их вижу, а это чаще всего на выходных, я стараюсь наверстать упущенное. Говорю: так, а что там в школе? А что задавали? А давай почитаем, давай в шахматы поиграем. Такое чувство вины, что я чего-то не успела. Они мне: «Ма-а-а-м, у нас же выходные, дай в телефон поиграть». Я когда приезжаю, крики на весь дом. И обычное «мам, что ты нам привезла». В нашей семье принято из поездок что-то привозить. А у меня не хватает на это времени. Никогда нет времени «полчаса в дьюти-фри», хорошо, если конфету какую-то купить успеешь. Бывало такое, что я приезжаю в Вильнюс и иду в магазин, чтобы что-то купить. Иногда на встречу с диаспорами люди приносят подарки для моих детей, зная вот такую мою загруженность. Я им очень благодарна за это.
— Знаю, что у вас ребенок слабослышащий. Как вы справляетесь и с той нагрузкой, которая есть сейчас, и с ребенком?
— В год и десять месяцев, после всех обследований выяснилось, что старший сын не слышит вообще. Ну, только гул самолета. Мы стали на очередь на кохлеарную имплантацию — это когда вживляется имплант, такой искусственный слух. И вот так вышло, что первые звуки он услышал в 2,5 года. Я это так часто не рассказываю, так как люди жалеть меня начинают. А кто-то по этому поводу и грязью обливает. Говорят, что я не хотела работать. Но следующие 7−8 лет я ежедневно и интенсивно работала, чтобы научить ребенка разговаривать. Я этим жила. Из-за этого мы переехали в Минск, так как нужны были специалисты.
Я на самом деле собой неимоверно горжусь. С помощью специалистов мы смогли реабилитировать ребенка так, что он смог пойти в общеобразовательную школу. Хотя 2,5 года — это обычно очень поздний срок для имплантации. Когда сыну было пять, родилась дочка. И я каждый день брала ее, забирала сына из сада — и возила к специалистам. И так каждый день. Потому что это был приоритет. Сергей зарабатывал деньги, чтобы оплачивать логопедов-сурдопереводчиков, чтобы я могла не работать и заниматься ребенком.
— У вас не было мысли взять все и бросить? Некоторые родственники политзаключенных считают, что, возможно, нужно остановиться, чтобы людей отпустили…
— Может быть, отпустят тех, кто, не знаю, сидит за мелкое хулиганство. Но тысячи людей не отпустят. Да никого не отпустят. Я думаю, люди имеют право на такие эмоции. Они от безысходности, потому что кажется, делаешь-делаешь-делаешь, а ничего не меняется. Но если не делаешь, тогда точно ничего не изменится. Это неправильное восприятие ситуации. Людям кажется, что если спрятаться, то хаос вокруг закончится. Мне тоже приходят в голову такие мысли. Но ты же понимаешь, что ты себя в неправильном чем-то пытаешься убедить. Нельзя на полпути бросить все, потому что Маша [Колесникова] не бросила, Сергей [Тихановский] не бросил, и тысячи других людей. Они не бросили, а ты что? Я понимающий человек. Я все могу понять. Когда на встречах с диаспорой мне говорят: «Светлана, мы в вас верим!», это приятно, конечно, спасибо, что вы поддерживаете и верите. Но на этом не построишь перемен. Я же не вывезу одна.
Мне говорят: «Так кажется, что все бессмысленно». И мне кажется иногда, что все бессмысленно, что мы в стену уперлись. Но потом щупаешь — и находишь: вот тут есть возможность, тут узенький проход. Да, тяжело. Я вижу, что самые отважные «вояки» начали жить своей жизнью. Кто-то недавно мне сказал, что решил пускать в Польше корни, так как понимает, что это надолго. А я вот не допускаю таких мыслей. Я не могу себе сказать: ну все, нужно думать, как язык учить. У меня, может, мотивация больше: потому что у меня младшее дитё два года папу не видело, и я вынуждена ему картинки показывать и видео, чтобы образ его не стерся. Никто не гарантирует того, что я однажды не сломаюсь. Но я очень надеюсь, что, если такое случится, будут люди, которые подхватят.