Страны Запада начали вводить санкции против России еще восемь лет назад, после аннексии Крыма. Продолжили после начала полномасштабного военного вторжения в Украину в феврале 2022 года. Российская экономика пока не показывает признаки серьезного кризиса, но это может быть обманчивой иллюзией. Вспоминаем опыт 1980-х, когда многолетние проблемы в экономике (тогда тоже не обошлось без косвенного влияния западных стран) привели к масштабному кризису, а затем и развалу Советского Союза.
Последняя попытка спастись — «косыгинская реформа»
Точку отсчета, после которого советская экономика пошла «не туда», определить не сложно. Это конец 1920-х — начало 1930-х годов, когда Иосиф Сталин сделал ставку на коллективизацию — преобразование мелких единоличных крестьянских хозяйств в крупные общественные.
Без ее проведения СССР вряд ли бы смог создать мощную промышленность и победить во Второй мировой войне. Но уже тогда был заложен дисбаланс, когда деньги, полученные из деревни, шли на развития тяжелой, а не других отраслей промышленности. Был уничтожен традиционный крестьянский уклад и подорвано благосостояние деревни. И сколько позже (вплоть до развала Союза) ни проводилось реформ, она так до конца и не восстановилась. Дошло до того, что при Никите Хрущеве СССР — в прошлом крупнейший экспортер зерна — был вынужден закупать его за границей. А еще коллективизация по советской традиции проводилась насильственными методами. Ее жертвами стали тысячи невинных людей — крестьянская элита страны, которая могла привести ее к процветанию.
Тогда, при Сталине, и был полностью уничтожен рынок и создана плановая экономика, при которой распределение ресурсов осуществлялось централизованно. Вплоть до горбачевских времен от плана никто не отказывался, но власти все же пытались корректировать общий курс.
Последний по времени попыткой стала «косыгинская реформа», стартовавшая в 1965-м (неофициальное название она получила по фамилии премьер-министра Алексея Косыгина, который был ее автором). До этого основным экономическим показателем считался объем произведенной продукции, теперь же — объем продаж (то есть обращалось внимание на прибыль и рентабельность продукции). Предприятия могли самостоятельно определять уровень заработной платы, численность работников, решать, какую именно продукцию выпускать, а также как распределять часть оставшейся у них прибыли.
Это дало необходимый эффект. Вторая половина 1960-х стала одним из самых успешных периодов в экономике страны. Но уже в начале 1970-х ограниченные реформы (ведь полностью контроль со стороны государства никто не отменял) понемногу свернули. Во многом решение было политическим: власть Леонида Брежнева укрепилась, его мнение стало решающим. Генеральный секретарь не хотел реформ, а также воспринимал популярного Косыгина как своего конкурента.
Все эти годы Советский Союз вел гонку вооружений, конкурируя с США. Огромные деньги направлялись на разработку новых видов оружия. Напомним, что при этом сохранялся дисбаланс, когда тяжелая промышленность развивалась в ущерб другим отраслям. Страна в огромных масштабах производила металл, станки, машины, добывала полезные ископаемые. А нужные простым людям товары (бытовая техника, одежда, продовольствие) создавались по остаточному принципу.
Кроме того СССР в своем глобальном противостоянии с капиталистическим миром годами спонсировал коммунистические режимы по всему миру. Например, как писал Егор Гайдар в книге «Гибель империи», Кубе ежегодно выделяли 6−7 млрд долларов. Государственный долг Гаваны перед Москвой к началу прошлого десятилетия составлял 32 млрд долларов.
На протяжении 1970-х проблемы накапливались, но несмотря на все обстоятельства уровень жизни в целом оставался стабильным. На это повлиял еще нерастраченный потенциал косыгинских реформ. А больше всего — высокие цены на нефть, которые беспрерывно росли все десятилетие. В начале 1970-х цена составляла 3 доллара за баррель, в 1981-м — уже 35. Все это время нефть и газ составляли основу советского экспорта — большинство других товаров были неконкурентоспособными.
В 1985-м к власти пришла новая команда во главе с Михаилом Горбачевым. По злой иронии судьбы именно тогда, когда власти поняли необходимость реформ, цены на нефть резко обвалились — на 67% (за 1985−1986 годы) и оставались низкими в течение почти 15 лет — то есть весь период правления Горбачева и Бориса Ельцина. Расти они начали лишь после прихода к власти Владимира Путина. По подсчетам Гайдара, из-за обвала цен СССР терял во время перестройки приблизительно 20 млрд долларов в год.
Косвенно на это повлияли американцы, убедившие Саудовскую Аравию повысить добычу нефти (что привело к падению цен). Таким образом США желал ослабить советскую экономику. Впрочем, это решение соответствовало и интересам элит Аравийского полуострова.
Еще одним ударом по советской экономике стала антиалкогольная компания 1985 года. Желая сделать благое дело — пьянство было проблемой как для здоровья граждан, так и в плане дисциплины при работе — власти создали в бюджете огромную дыру. Последний министр торговли СССР, белорус Кондрат Терех рассказывал, что из-за «сухого закона» за четыре года из товарооборота выбыло 63 миллиарда рублей.
Начало реформ — без либерализации цен
Наконец в 1987-м власти объявили о начале экономической реформы. Напомним, что к этому времени перед экономикой страны уже имелся ряд проблем:
- дисбаланс в развитии тяжелой и других отраслей промышленности;
- неконкурентоспособность большинства товаров на внешнем рынке;
- развитие ВПК в ущерб мирным отраслям;
- финансовая поддержка стран социалистического лагеря;
- резкое уменьшение денег от продажи нефти и газа и от антиалкогольной компании.
Последнюю относительно быстро свернули (что, впрочем, лишь минимизировало ущерб). Но остальные факторы было невозможно устранить, не изменив основания советской системы. А ведь обязательные (вроде покупки зерна и продовольствия) и необязательные (война в Афганистане, продолжавшаяся с 1979-го) траты никто не отменял.
Но все же осторожные реформы начались. С 1988-го госпредприятия перевели на самоокупаемость и хозрасчет. Они должны были выполнять госзаказ, но излишки произведенной продукции могли реализовывать сами. Также они смогли сами выбирать себе директоров и устанавливать размер зарплаты. Новые руководители, желая завоевать популярность, сразу инициировали повышение оплаты труда. Зарплата резко пошла вверх. Что касается товаров, то предприятия сделали акцент на выпуске более доходных продуктов, уменьшив производство дешевых. Это было выгодно им, но привело к резкому росту дефицита.
В то же время государство разрешило создавать кооперативы, дав зеленый свет мелкому бизнесу (в современном значении этого слова). Но цены на продукцию госпредприятий оставались фиксированными, а у кооперативов были свободными. Это привело к тому, что некоторые руководители предприятий открыли при своих заводах кооперативы, оформленные на доверенных лиц, где выпускали продукцию из дешевых материалов. При этом они использовали государственные производственные мощности и электроэнергию, но продавали товары по свободным ценам и присваивали сверхприбыль. Фактически был запущен механизм номенклатурной приватизации, хотя формально предприятия оставались в собственности государства.
К тому же реформа должна была проводиться комплексно. На самый главный ее элемент так и остался неосуществленным — на «отпуск» цен власть так и не пошла. Егор Гайдар в своей книге называл и другие меры, которые могли спасти советскую экономику. Кроме повышения цен это было уменьшение расходов на ВПК, капитальные стройки, помощь социалистическому лагерю. Но при тех правилах игры это было невозможно. Расходы на оборону были элементом договоренностей с силовиками, на помощи «братьям» держалась социалистическая империя. Стабильность цен была одним из ключевых пунктов «договора» между властью и обществом. Если в первых двух случаях Горбачев опасался потери власти, то в последнем — социального взрыва.
Но в том же 1988-м реформировать цены еще было возможно: публичной политики в стране пока не было, легальной оппозиции — тем более (выборы в парламент на альтернативной основе пройдут лишь год спустя). Чем больше шло время, тем тяжелее становились потенциальные последствия. Кризис усугублялся, степень вовлеченности населения в политику возрастала. Власть опоздала — и вскоре была вынуждена наблюдать за развитием событий со стороны.
План правительства и «500 дней»
Все упомянутые проблемы сами по себе приводили к дисбалансу экономики и стремительно увеличивавшемуся дефициту бюджета. Идти на решительные реформы власти не хотели. Оставалось брать взаймы.
До 1983 года внешний долг СССР не превышал 5 млрд долларов. У страны была прекрасная репутация в плане возврата кредитов, поэтому на Западе охотно давали ему в долг. В 1984-м, когда умер Юрий Андропов и к власти ненадолго пришел Константин Черненко, долг увеличился до 15 млрд — в три раза. Через два года, уже при Горбачеве — до 30 млрд, к 1989-му — до 50 млрд. Забегая вперед уточним, что распад Союза Москва встретила уже с суммой долга в 100 млрд долларов. В таких условиях ни о каком паритете с Западом не могло идти и речи. СССР становился зависимым от кредиторов, буквально выпрашивая у них деньги (нередко — в обмен на политические уступки).
На проблему влияли и другие обстоятельства. Политические реформы, тщетные попытки решить обостряющиеся конфликты на национальной почве переключали внимание элиты с экономики. Да и получаемые до поры до времени кредиты создавали иллюзию того, что проблему можно если не решить, то отложить.
Лишь к 1989 году глубина кризиса стала понятна властям, наконец-то решившим переходить к рынку. В 1990-м было предложено несколько вариантов выхода из кризиса.
Первый — правительственная программа, которую отстаивал премьер-министр Николай Рыжков и его советник, вице-премьер и ученый Леонид Абалкин. Она предусматривала полностепенный, осторожный и продолжительный переход к рынку.
Вторым вариантом была концепция «500 дней». Ее главными авторами были академик Станислав Шаталин и Григорий Явлинский, работавший в структурах правительства. Предполагалось за очень короткий срок — условные 500 дней — полностью реформировать советскую экономику. Начать с всеобщей приватизации, затем отпустить цены, предоставить предпринимателям все права, ограничить монополию крупных предприятий и так далее.
Третий вариант представлял собой движение по китайскому пути — создание рыночных анклавов внутри нерыночной экономики.
Но последний вариант сходу отвергли. Дискуссии шли между первыми двумя. В начале осени 1990 года программу «500 дней» утвердил парламент главной из советских республик — РСФСР. Его спикером тогда был популярный Борис Ельцин, что давало возможность для его союза с Горбачевым.
Но Верховный Совет СССР утвердить программу не успел. Рыжков стал шантажировать депутатов своей отставкой, если не будет принята его программа. Кроме того на Горбачева надавили силовики. «Программа Явлинского предусматривала экономический союз республик: единая валюта, единое законодательство, оборона. При этом ликвидировался Совмин, а экономикой управлял совет глав правительств каждой республики. Расширялась их автономия. Это было главной причиной торпедирования программы. Горбачев пошел на поводу советского ВПК и отказался от ее поддержки», — рассказывал советский экономист, академик Олег Богомолов.
В итоге советский генсек поручил объединить две программы, по сути похоронив обе. Распался и его союз с Ельциным.
«В этот день, наверное, совсем ничего не осталось от имиджа Горбачева»
Последняя попытка спасти советскую экономику случилась в 1991-м. Новый премьер-министр Валентин Павлов, все-таки сменивший Рыжкова, провел стремительную денежную реформу. Вечером 22 января, когда закрылись все отделения банков, в программе «Время» объявили об обмене денег. С полуночи крупные купюры (50 и 100 руб.) образца 1961 года прекращали использоваться. Обменять их на новые можно было лишь в течение трех дней.
Правда, со счета можно было снять не более 500 рублей, обменять — не более 1 тысячи (пенсионерам — только 200 рублей). Все, что было выше этих сумм, требовалось обосновать. Люди срочно бежали обменивать хоть что-то, чтобы сохранить свои сбережения.
В чем был смысл такой реформы? За годы перестройки объем наличных увеличился в два раза, а товарооборот — всего лишь в 1,4 раза. По стране гуляли лишние деньги, которые государство хотело изъять.
Но реформа провалилась. По информации председателя Госбанка Виктора Геращенко, добычей власти стали 8 млрд рублей. Эта сумма явно не стоила репутационного удара по правительству, которое до последнего обещало, что обмена не будет.
Следующим решением стало одномоментное повышение цен, случившееся в апреле 1991 года (некоторые поднялись в три раза). Но проблемы дефицита это не решило. Говядины в магазинах не было как за 1,97 рубля, так и по новой цене 7,90, вареной колбасы — как за 2,70 рубля, так и за 8,90. Проблемы были даже с покупкой хлеба и молока. При этом одних денег для похода в магазин было недостаточно: практически все категории товаров отпускались по талонам. В итоге политика властей привела к массовым забастовкам, а одни из самых крупных стачек прошли в Беларуси.
Время было безнадежно упущено. «Поехал к Н.Н. Она еще болеет. Просила купить хлеба. Объехал с Михаилом Михайловичем всю Москву, начиная с Марьиной Рощи: на булочных либо замки, либо ужасающая абсолютная пустота. Ну — ни кусочка! Такого Москва не видела, наверное, за всю свою историю даже в самые голодные годы. Говорят: это — перед повышением цен. Но ведь хлеба на месяц вперед не купишь. В этот день, наверное, совсем ничего не осталось от имиджа Горбачева. Он катится катастрофически вниз уже от нулевой отметки. Ведь любой — даже доброжелатель — может, глядя на такое, произнести только одно: доперестроил!..», — писал 31 марта в дневнике Анатолий Черняев, помощник Горбачева и его преданный соратник. В августе 1991 года случилась попытка госпереворота. Осенью, когда решалась судьба Союза, всем было уже не до реформ. Все закончилось Беловежскими соглашениями и мирным роспуском империи. После чего каждая республика начала выплывать из кризиса самостоятельно.
Экономический кризис стал (наряду с национальным вопросом) одной из основных причин распада Союза. В его идеологию давно никто не верил. А пустые полки магазинов лучше всего свидетельствовали об эффективности экономического курса. Поэтому защищать СССР никто не захотел.
Читайте также
