Роман белорусского писателя Ольгерда Бахаревича «Сабакі Эўропы» пополнил список экстремистских материалов, который публикуется на сайте Мининформа. Это первая художественная книга отечественного автора, которую власти решили запретить — но только в истории независимой Беларуси. В советское время в похожем списке находились сотни авторов, классиков белорусской литературы. Причем последствия попадания в этот перечень были ужасающими — за запретами часто следовали расстрелы писателей. Рассказываем подробности.
Цензура и запреты — неотъемлемая часть коммунистической империи и Советского Союза. Еще в июне 1922-го в стране появилось Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит), решавшее судьбу любой книги и издания. Очистка библиотек от «неблагонадежной» литературы перманентно продолжалась все последующие годы существования СССР. Пик этого процесса наступил в 1937-м, что совпало с наиболее жестокими политическими репрессиями.
3 июня 1937 года Главлит БССР издал приказ № 33 под названием «Спіс літаратуры, якая падлягае канфіскацыі з бібліятэк грамадскага карыстання, навучальных установаў і кнігагандлю». Публикации он не подлежал и стал известен лишь после распада Советского Союза. В начале 90-х журналиста Александра Лукашука включили в состав парламентской комиссии по делу жертв политических репрессий. Он смог поработать в ненадолго открытых архивах и в 1997-м выпустил книгу «За кiпучай чэкiсцкай работай», имевшей подзаголовок «З жыцця катаў». В ней Лукашук опубликовал список запрещенной литературы, изданной в БССР, насчитывавший 421 позицию. Но в реальности книг было куда больше, поскольку нередко составители списка не указывали конкретное издание, а только имя автора — напротив 53 фамилий просто присутствовала отметка «усе кнігі». Документ датируется июнем 1937 года.
«Спіс літаратуры» издали тиражом 3 тысячи экземпляров и отправили в каждую библиотеку и книжный магазин. Их директора обязывались пересмотреть полки, убрать с них конфискованную литературу, составить акты в трех экземплярах и отдать их вместе с книгами в местный районный отдел Главлита. Первый экземпляр пересылался в Минск, второй шел в местный отдел НКВД (так раньше назывался КГБ), третий оставался в местном отделе.
Что же происходило с книгами? Как писал историк Александр Гужаловский, «они утилизировались с помощью резальных типографских машин, после чего резаную бумагу сдавали в утиль. В райцентрах, где резальных машин не было, книги сжигались». По словам исследователя, наиболее интенсивно из белорусских библиотек изымались книги по белорусской истории, искусству, филологии, географии, экономике.
Также жертвами стали:
- книги молодых отечественных писателей;
- многочисленные библиографические справочники и документальные сборники, в которых упоминались работы репрессированных авторов;
- литература, адресованная крестьянству — среди него были традиционно сильны частнособственнические настроения;
- учебники белорусского языка и литературы и другие книги.
О наиболее известных запретах стоит рассказать подробно. Так, в списки, например, попали все без исключения терминологические словари, выходившие под общим названием «Беларуская навуковая тэрміналогія». Речь шла о словарях сельскохозяйственной, химической, обществоведческой, математической, грамматико-лингвистической, бухгалтерской, литературной, географической и космографической, геологической и минералогической, ботанической и психологической терминологии.
Даже в наше время в быту нередко можно услышать мнение об «отсутствии в белорусском языке специализированной терминологии». Этим, в частности, нередко обосновывают необходимость преподавать точные науки на русском. В реальности такая терминология была давно разработана — ее опубликовали еще 100 лет назад, но затем книги уничтожили и сожгли.
Наибольшему удару подверглась белорусская литературная классика. Уничтожению подлежали:
- «Тарас на Парнасе» — сатирическая бурлескная поэма XIX века, долгое время считавшаяся анонимной. Позже стала известна фамилия ее автора — Константина Вереницына. Теперь «Тараса», как и многие другие произведения из этого списка, проходят в школе. В Городокском районе, откуда родом Вереницын, этому произведению поставлен памятник.
- Фрагмент работы Яна Борщевского — одного из создателей новой белорусской литературы, писавшего по-польски. Известность он получил благодаря мистической книге «Шляхціц Завальня, або Беларусь у фантастычных апавяданнях» — одноименный спектакль шел в Купаловском театре до того, как из него в 2020-м ушла большая часть труппы.
- Книги Франтишка Богушевича «Дудка беларуская» и «Смык беларускі». Речь об одном из основоположников новой белорусской литературы. Теперь в честь него названы улицы почти в двух десятках белорусских городов. Имя Богушевича носит площадь в центре Минска, там же находится одноименная станция третьей линии столичного метро.
- Произведения поэта Максима Богдановича, классика белорусской литературы (правда, запрету подверглась лишь его проза) и все книги его отца, фольклориста и этнографа Адама Богдановича. Последнего в начале 1930-х арестовали спецслужбы, но его спасла родственница Максима Горького — он и Адам были женаты на родных сестрах. Исследователь умер три года спустя после приказа об уничтожения его книг, в 1940-м.
Авторы, которых мы упоминали выше, умерли задолго до пика репрессий. А вот остальным, чьи книги подлежали уничтожению, не поздоровилось. Какие еще работы были уничтожены?
Все книги Максима Горецкого — классика белорусской литературы. В Купаловском театре — до того, как из него ушла практически вся труппа, — шел спектакль «Дзве душы», поставленный по одноименному произведению этого писателя. К моменту выхода приказа Горецкий уже несколько лет находился в ссылке в современной Калужской области России. Уже в ноябре 1937-го его повторно арестовали, а в начале следующего года расстреляли.
Все книги Владимира Дубовки — этот поэт и переводчик, классик белорусской литературы, к тому времени тоже уже находился в ссылке после первого ареста. Осенью того же 1937 года его ждал второй арест, а затем ГУЛАГ, трагическая гибель сына, недолгая свобода, третий арест и ссылка в Сибирь. К счастью, Дубовка выжил, смог вернуться в Беларусь и умер в 1976-м.
Все книги Алеся Дударя — он первым перевел на белорусский язык поэму Пушкина «Евгений Онегин». Исследовательница Анна Северинец нашла его архив буквально несколько лет назад, в 2017-м. После этого перевод Дударя появился в печати (до этого считалось, что первенство принадлежит другому писателю, Аркадию Кулешову). Поэта расстреляли в том же 1937-м году, в ночь с 29 на 30 октября вместе с сотней других представителей белорусской элиты. Это событие вошло в историю как «Ночь расстрелянных поэтов».
Отдельные неугодные книги Янки Купалы, чудом тогда избежавшего ареста, но погибшего при загадочных обстоятельствах пять лет спустя.
Все книги Язепа Лесика, Антона Луцкевича и Вацлава Ластовского, стоявших у истоков создания Белорусской народной республики.
Книги Владимира Пичеты — первого ректора БГУ. За два года до появления списка ученого освободили из ссылки и снова позволили преподавать. Но запрета на книги (названия конкретных изданий в приказе белорусского Главлита не зафиксированы) это не касалось. Пичета продолжил заниматься наукой и умер в 1947-м.
Все книги Симона Рак-Михайловского — публициста, политика, депутата польского Сейма, сидевшего за белорусскую идею в польских тюрьмах. Когда появился приказ уничтожить его книги, он находился в лагере на Соловках.
«Мне давялося колькі разоў размаўляць з Рак-Міхайлоўскім, і ён зрабіў на мяне добрае ўражанне, — вспоминал один из его солагерников. — Здавалася, што чалавек, у якога галава была набіта ўшчэнт усялякім саветафільскім мэтлахам, не можа гэтак хутка прыйсці да памяці, але ў Рак-Міхайлоўскага гэты чад хутка развеяўся. Ён рашуча і катэгарычна асуджаў усё, ува што так слепа паверыў, і так ён караў сябе за мінулае. На Салаўках ён трымаў сябе незалежна, працаваў на цяжкіх фізічных працах, скрозь і заўсёды падкрэсліваў сваю нянавісць на бальшавізму і Масквы, і ўрэшце неяк у 1936 годзе трапіў у адзін з салавецкіх ізалятараў. Адтуль пра яго я не меў ніводных вестак».
В 1937-м Рак-Михайловского этапировали в Минск, год спустя расстреляли.
Все книги Юлия Таубина, также убитого во время «Ночи расстрелянных поэтов». Тогда ему было всего 26 лет.
Все книги поэта Михася Чарота, расстрелянного в ту же страшную ночь, что Дударь и Таубин. В камере он нацарапал следующие строки:
Прадажных здрайцаў ліхвяры
Мяне заціснулі за краты.
Я прысягаю вам, сябры,
Мае палі,
Мае бары, —
Кажу вам — я не вінаваты!
Как отмечал Александр Лукашук, приказ № 33 действовал долгие годы. Незначительно менялась лишь лексика документа. Например, в 1954-м речь шла об «очистке» (а не о «конфискации») «устаревшей и политически вредной литературы».
«Галоўліт СССР рэгулярна выдаваў тамы „Зводнага спісу кніг, якія падлягаюць выключэнню з бібліятэк і кнігагандлёвай сеткі“ (у ліберальным 1960-м гэтая „антыкніга“ выйшла ў двух тамах). Падобныя выданні паўтараліся ў рэспубліках, іх дапаўнялі бягучыя загады, выкліканыя чарговаю зменаю палітычнае кан’юнктуры», — писал исследователь.
Список книг, подлежащих исключению из библиотек, существовал даже в «либеральном» 1989-м. Тогда в нем находились упомянутые Лесик, Ластовский и Луцкевич, а также белорусские писатели-эмигранты.
«Аднак жа якая дзяржаўная тайна адкрывалася ў забароненым зборніку ў 32 старонкі вучнёўскіх вершаў Люцынскай беларускай гімназіі — дзяцей беларусаў латвійскай дыяспары — „Ластаўка“, выдадзеным у 1924 годзе?! Зрэшты, як і ў іншых… Апроч адной: любові да беларушчыны. Разгадаць тую таямніцу не змог яшчэ ніводзін цэнзар, таму і выбіралі прасцейшае: канфіскаваць… Так было раней, так застаецца і сёння: хто хоча знішчыць Беларусь, спачатку забараняе яе кнігу», — сформулировал писатель Алесь Пашкевич.
Главлит СССР прекратил существование лишь в октябре 1991-го. Спустя 30 лет в Беларуси признали экстремистскими «Сабак Эўропы».